Солистка Большого театра Екатерина Щербаченко

– «Иоланта» – опера с хорошим финалом, которых не так много. Больше все-таки опер трагических – где героиня погибает, влюбленных разлучают обстоятельства или смерть, а здесь все заканчивается хорошо: все живы, слепая главная героиня прозревает…

– Конечно, больше опер-драм, трагедий – таковы законы жанра. Но я не думаю, что «Иоланту» надо воспринимать как розовую сказку с хеппи-эндом. Эта опера Петра Ильича Чайковского – одно из его последних посланий нам. Опера была создана накануне расцвета символистского периода в музыке, живописи, литературе. И мы, певцы, вместе с режиссером и дирижером старались донести до зрителя то, что она не так однозначна, как кажется, что она пронизана трагическими мотивами, но ее финал дает надежду на лучшее. В постановке Питера Селларса все персонажи лишены сказочности, они реальны и у каждого есть какое-то горе, свой груз неразрешенных проблем. На самом деле ничего не видит вокруг себя не главная героиня – слепая Иоланта, – а все те, кто ее окружают.

– Чем вам интересна нынешняя постановка?

– Партию Иоланты я уже пела в Большом театре, но здесь, на репетициях, я открыла эту оперу для себя заново. То же самое говорят и мои коллеги, занятые в спектакле, и зрители, которые знали и слышали оперу раньше. В этом «виноваты» дирижер Теодор Курентзис и режиссер Питер Селларс. Их заслуга в том, что произведение Чайковского буквально вошло в плоть и кровь артистов и стало их личным высказыванием. Эти замечательные мастера проделали очень тонкую работу – с большим вниманием и большой заботой о конечном результате. Для меня это был удивительный репетиционный период, один из немногих, который так насыщенно и интересно проходил. Такие же энтузиазм и невероятная атмосфера были во время работы над постановкой Дмитрия Чернякова «Евгений Онегин» в Большом театре.

– У вас это первый опыт работы с Курентзисом и Селларсом?

– С Теодором нет – был «Дон Жуан» в Большом в постановке того же Дмитрия Чернякова. А вот с Питером Селларсом работала впервые. В Московской консерватории мы учились на его знаменитых постановках оперной трилогии Моцарта – «Дон Жуан», «Так поступают все», «Свадьба Фигаро». Мой профессор по актерскому мастерству – его трепетный поклонник. И когда я узнала, что буду работать с Селларсом, я все время думала: «Как же это – работать с таким человеком?» Очень боялась и волновалась перед началом репетиций – будет ли все так прекрасно, как я себе представляю? Но это оказалось даже лучше, чем я могла вообразить.

– Чем же вас так покорил режиссер Селларс?

– Питер – удивительный человек, создающий вокруг себя атмосферу доброты и любви. Работая с актерами, он находит такие точные слова, затрагивающие душу, что погружает нас в нужное ему состояние и смотрит, какие средства выражения на сцене ты находишь. Потихоньку корректируя, он выкристаллизовывает главное. Поработать с Питером Селларсом да еще в тандеме с Теодором Курентзисом, – подарок судьбы. Они друг друга усиливают, у них происходит настоящая синергия, дающая столь удивительный результат.

– На мадридской сцене «Иоланта» идет в один вечер с оперой другого русского композитора Игоря Стравинского «Персефона». Сейчас ведутся переговоры о том, чтобы этот спектакль привезти в Большой театр, но случиться это не раньше 2014 года...

– Да, именно в таком виде надо привозить в Москву всю постановку, что непросто. Замечательно, что эти оперы как бы дополняют и раскрывают друг друга. Стравинский очень любил Чайковского, который оказал огромное влияние на его творчество. Идеи обеих опер перекликаются – поиск своего пути к свету, своего места в жизни. Сама структура вечера получилась необычной. Традиционно постановщики стараются оставить на конец что-то яркое, запоминающееся. Здесь же мы видим тихую кульминацию: если «Иоланта» имеет необыкновенно торжественный и просветленный финал, то «Персефона» – опера, которая заканчивается, как бы растворяясь в воздухе.

– Летом 2009 года в Кардиффе вы выиграли конкурс «Певец мира», один из самых престижных в оперном мире. Именно с победы на этом конкурсе в 1989 году началась звездная карьера Дмитрия Хворостовского. А как вы попали на этот конкурс?

– Для меня все получилось неожиданно: о прослушивании мне сказала знакомая концертмейстер. Для участия в конкурсе проводятся прослушивания в 40 странах, но я не знала, когда они идут в Москве. Через полтора месяца мне пришло письмо, в котором сообщалось, что меня отобрали в числе других 25 певцов из разных стран для участия в финале. Моя первая мысль была: «Боже мой, как же все успеть подготовить», потом страх и волнение. Но все как-то замечательно произошло, и программа сложилась удачная – многие мои знакомые музыканты помогали мне в этом. В первом туре я пела письмо Татьяны из «Евгения Онегина» и арию Фьордилиджи из оперы Моцарта «Так поступают все». Во втором, финальном туре были ариозо Лю из «Турандот» Пуччини, ария Маргариты из «Фауста» Гуно и ария Энн из «Похождений повесы» Стравинского. И на первом, и на втором туре присутствовала публика, телевидение вело прямые трансляции, так что все было очень волнительно.

– Помните ощущения, когда объявили ваше имя?

– Конечно! Мы выступили, стоим и ждем результатов за кулисами: тенор из Италии, сопрано из Японии, контр-тенор из Украины Юрий Миненко, который сейчас спел партию Ратмира в «Руслане и Людмиле» в Большом и бас из Чехии. И вдруг объявляют: «From Russia»… Все происходило очень быстро, надо было тут же выходить на сцену, а у меня в голове одна мысль: «Только бы не споткнуться где-нибудь на выходе». Главный приз вручала сама Джоан Сазерленд – она была патронессой конкурса. Получить приз из рук этой великой певицы, которой, к сожалению, уже нет с нами (Джоан Сазерленд умерла в 2010 году. – «НИ») было огромным счастьем.

– И сразу посыпались предложения?

– Да, после конкурса я подписала очень хороший контракт с агентством, которое теперь исправно обеспечивает меня работой.

– Как вы думаете, как будет трансформироваться оперный театр?

– Питер Селларс как-то сказал, что искусство вообще и оперный театр в частности будут очень важны сейчас и в ближайшем будущем, у них большая цель – разворачивать человека от материального к духовному, напоминать о существовании чего-то более важного, чем то, что можно пощупать руками. Опера обладает для этого наибольшим количеством средств – здесь и театр, и музыка, и живопись, и архитектура в каких-то формах, и танец – это искусство во всей полноте жанров. Хороший оперный спектакль – это такая доза эмоций, которую трудно получить где-либо еще. Потому что музыка воздействует на очень глубокие струны души, и человек, не осознавая, получает колоссальный эмоциональный заряд от правильно настроенного и прожитого спектакля. Человеческий голос и оркестр – невероятные по воздействию силы в умелых руках постановщиков – дирижера и режиссера.