Протест ногами

Амбициозность артистки понятна: профессиональный век балерин короток, а репертуар (в российских театрах) узок, да и карьера в родном театре далеко не всегда была усыпана розами. Конечно, Александрова пришла в театр в 1997 году лауреаткой первой премии международного конкурса и не задержалась в кордебалете. Но в глазах некоторых худруков балетной труппы Большого (а их на веку Марии сменилось несколько) барышня была, что называется, «непачечной» балериной (неологизм произведен от балетной «пачки» – рабочего костюма балерины). Она не слыла той особой, кто может и должен исполнять основные партии в академическом театре: Одетту-Одиллию, Аврору, Никию, Жизель... Впрочем, в «Жизели» она станцевала уже в первый год работы, но не главную героиню, романтическую крестьянку, а ее антипода – мстительную предводительницу ночных призраков.

Партии такого рода, где нужно было показать напор (пусть и комический, как в «Дон Кихоте» или «Светлом ручье») силу воли или нелегкий нрав, у Александровой появлялись в избытке. А недовольство однообразием накапливалось. Не спасли положение и выступления в современных балетах, в том числе удавшаяся ей Джульетта в авангардной версии Шекспира: эту роль Александрову долго уговаривало исполнить балетное руководство Большого, но спектакль так и не стал для нее родным и любимым. Позднее появившиеся в репертуаре Сильфида, Сванильда, Раймонда и оба Лебедя, Белый и Черный, не смогли умилостивить натуру, которая сама себя описывает как «я не робкого десятка». Александрова теперь говорит, что ей неинтересно танцевать хиты мирового репертуара, поскольку везде все одно и то же. Проект, в котором можно стать оригинальной и пойти по стопам знаменитой французской актрисы Сары Бернар, некогда сыгравшей Гамлета, появился в жизни примы не случайно.

Самым предсказуемым (и потому для многих зрителей наиболее удачным) стала ее «Жар-птица». Сюжет традиционно-балетно-сказочный, пуанты и «пачка» – тоже в наличии. Да и роль, хоть и новая, но эмоционально привычная: героиня, повелевающая людьми и обстоятельствами. Александрова, суровой птицей пролетая сцену в прыжках и трепеща руками-крыльями, помогала Ивану-царевичу в борьбе с Кащеем Бессмертным и спасала от плена субтильную царевну.

Меньше всего убедил «Болеро». Где эмоциональное нарастание в танце, адекватное музыкальному «приливу» в партитуре? Где испанская манера, в которой эмоции кипят под внешней сдержанностью, как лава в уже проснувшемся, но еще не выплеснувшемся вулкане? Александрова уверенно осваивала огромный стол, на котором происходят танцы, и царственно управляла обитателями таверны, в которой, волей хореографа Брониславы Нижинской, происходит действие. Но не от этого ли глагола – «царить» – и происходят штампы, которые злые силы приписывали бенефициантке много лет? Не от них ли стремилась убежать актриса и балерина в вечер своего бенефиса?

Главный интерес, конечно, вызвал «Петрушка». Ради этого можно было потерпеть даже сильно искаженные декорации и плохо отредактированную хореографию оригинала, которые предлагает спектакль «Кремлевского балета». Историю про конфликт кукол в старинном петербургском балагане, разумеется, нужно толковать аллегорически, что и делали все знаменитые исполнители – от Нижинского до Барышникова. У героини вечера есть свое видение, коим она обосновывает решение взяться за эту партию: Петрушка – кукла, существо бесполое и к тому же символ подневольности актерской профессии. Все это балерина активно рассказывала в интервью перед премьерой. Что получилось на деле? Александрова сделала Петрушку экзальтированным андрогином, которому всегда и везде неуютно. Естественно, любовная линия балета стушевалась: какая у бесполого существа любовь?! Зато возросла пластическая «обидчивость»: видно было, что нервы тряпичного героя измотаны изрядно, а душа заражена истерикой и мизантропией. Нравится такая трактовка или нет – вопрос зрительского решения, тут неизбежны споры. Во всяком случае, возмущение действительностью в исполнении прозвучало весьма выпукло, даже экстатически. Хоть сейчас веди этого Петрушку на митинг протеста.