Posted 21 октября 2015,, 21:00
Published 21 октября 2015,, 21:00
Modified 8 марта, 03:10
Updated 8 марта, 03:10
Тяжела ли шапка Мономаха?
Сегодня Борис Годунов – один из самых актуальных персонажей на театральной сцене. Трагедия Пушкина дает возможность поднять проблемы власти, политических интриг, манипуляций общественным мнением, а также совести и возмездия. Еще современники царя Бориса угадывали в его фигуре героя будущих драм: один из членов английского посольства, став свидетелем гибели годуновского потомства, заявлял об «ужасной и жалостной трагедии, достойной стоять в одном ряду с «Гамлетом». Если учесть, что сам Борис Дмитриевич был большой мастак разыгрывать всенародные представления (то, как его «уговаривали» на царство, – настоящий шедевр правительственной пиар-кампании), его семилетнее пребывание на троне просто обязано было войти в литературу.
Для музейных кураторов литературный образ Годунова оказался тем пропагандистским мифом, созданным внутренними и внешними врагами, который срочно нужно развенчать с помощью фактов и конкретных вещей. Экспозиция строится как «выставка достижений годуновского хозяйства» – ведь если убедить современного зрителя в том, что царь Борис был успешным менеджером, считай, полдела сделано. Отсюда и драматургия главного зала Успенской звонницы: каждый входящий немедленно упирается взглядом в шапку Мономаха, которая и сама, если верить аннотации, невесть откуда появилась и стала коронационной регалией лишь в конце XV века (уж точно она не от Константина Мономаха), а по сторонам от шапки зримо представлены два успешных годуновских мероприятия – покорение Сибири (в 1587 году основывается Тобольск) и введение патриаршества (Москва окончательно превращается в Третий Рим).
Большое количество церковных ценностей и реликвий, которыми плотно укомплектованы кремлевские витрины, вроде бы говорит о благочестии годуновского рода, но в то же самое время и о трезвом расчете – как в случае с современной прессой политики-Годуновы рано поняли, что надо держать в руках идеологический рупор; поставив на патриарший престол Иова, преданного им иерарха, они обрели мощный канал воздействия на народные массы. Конечно, здесь имеется раздел с делом царевича Дмитрия: золоченая крышка надгробия прославляет последнего сына Ивана Грозного как святого убиенного мученика, но тут же – мелко исписанные бумаги, которые составила следственная комиссия, работавшая по горячим следам в Угличе. По документам смерть Дмитрия – несчастный случай, и, как убеждены кремлевские ученые, у Годунова не было никакого резона убивать царевича, а у комиссии – подтасовывать факты (тем более что в ней работали явные годуновские противники). Так или иначе, слишком уж много вокруг воцарения Бориса и на всем протяжении его пути к власти разных совпадений, несчастных случаев (три года неурожая и стихийных бедствий) и политических интриг.
Если с борьбой за власть все не так просто, то в оправдание Бориса Годунова остаются два важных козыря – его внешняя и культурная политика. Им посвящен отдельный зал в Одностолпной палате. Там во всем блеске показано «годуновское возрождение»: иконы, шитье, драгоценные предметы, прибывавшие из Европы и Ирана. Годунов оказывается едва ли не предтечей Петра Великого: его подданные самостийно начинают брить бороды, а в Лондон отправляется первая партия дворянских детей для обучения наукам (другое дело – никто из них назад не вернулся, предпочтя работать на благо Запада). И вот тут впору вслед за организаторами выставки воскликнуть: ах, какая бы у нас была страна, останься эти мудрые и просвещенные правители у власти! Но смотришь на годуновский трон, произведенный в мастерских иранского шаха Абаса I, читаешь, какие шаги он предпринимал для победы над голодомором – демонстративные раздачи милости в Москве, куда съезжались десятки тысяч голодающих, и тут же 120 тысяч умерли, – и думаешь, что до счастливого единения народа и благочестивого царя очень далеко. Годунов – плод дворцовых интриг и продукт манипуляций, оттого выстроенная им властная система после смерти лидера рассыпалась, как карточный домик.