Актриса Инга Оболдина: "Встреча с личностью меняет твою траекторию"

– Инга, вы серьезно воспринимаете функцию жюри? Так ли важно, кто какой приз получит?

– С одной стороны, это не важно вообще. А с другой, любая творческая личность очень ранима и зависима от мнения других. И если кто-то получает «ладью» (выборгские кинонаграды называются «ладьями». – «НИ»), а ты – нет, это все равно тебя царапает. Поэтому ответственность в этом смысле на жюри лежит большая, тем более что любая оценка всегда субъективна. Мы все – такие же, и понимаем, насколько важна справедливость.

– Вы ушли от гарантированного успеха в театре Петра Фоменко в театр к своему мужу – режиссеру Гарольду Стрелкову, которого никто тогда не знал. Ваш выбор – я говорю о театре – был выбором жены или актрисы?

– Невозможно в этой ситуации разделить женщину и актрису. Но выбор был творческий. Я максималистка, и не смогла бы пойти работать к мужу, если бы он был человек бездарный. Мое счастье в том, что для меня муж и потрясающий режиссер слились в одном человеке. Мне никогда не бывает с ним скучно как с режиссером, потому что каждый его спектакль – принципиально отличный от другого. По стилю, по выбору материала, по способу выражения, по жанру. В «Сахалинской жене», этноспектакле, я играю косую, кривую девяностолетнюю старуху, в «Начиталась…», романтическом анекдоте – такую «Елену Соловей» («Вы звери, господа!»), даму, от меня далеко в жизни стоящую, потом в «Мата Хари» – совершенно чужой для меня материал. Мне нравится эта «разность», эта неисчерпаемость. Есть еще один критерий, по которому я говорю, что это мой театр. Все спектакли Гарольда – философские. И при этом они не превращаются в проповедь, в скучную лекцию, в чтение на стульях, которое я так не люблю, они очень зрелищные, они не скучны. Вообще, спектакли Стрелкова никогда не бывают унылыми.

– Но вы же все-таки позволяете себе работать с другими режиссерами?

– Да. Помню, когда я первый раз думала, не поработать ли мне «налево» с режиссером Юрием Грымовым в спектакле «Дали», Гарольд сам мне посоветовал попробовать. Он убедил меня аргументом: «Я так ставить никогда не буду. И никогда не возьму такой материал. Обязательно иди. Ты принесешь что-то новое в копилку нашего театра».

– Вы много снимаетесь. Кино – это компромисс по сравнению с театром, особенно после такой школы, как у вас?

– Это абсолютно разные вещи. Но если ты не играешь в театре, а снимаешься только в кино, ты неизбежно начинаешь себя тиражировать и исчерпывать. В кино не происходит процесса внутри актера, он может быть только в театре. В кино же нужно сразу выдавать результат, мордочку в кадр, причем без фальши. Театр для актера – как гамма для музыканта.

– Если вы коснулись фальши, то вам не кажется, что ее было много в сюжете ленты «Мне не больно»? Женщина уходит от нормального мужчины к какому-то недееспособному юноше и умирает практически на улице? Разве это не фальшь?

– Конечно, они не пара. И если бы она не была на грани смерти, я думаю, она никогда бы к этому мальчику не ушла. Но ей оставалось очень мало времени на жизнь. И она потянулась к каким-то новым чувствам. Балабанов, конечно, провокатор, и мастер возбуждать в людях эмоции, и очень неуспокоенный режиссер. И картины у него все очень разные. Мне было интересно поработать с такой планетой, как он. Я даже подобманула его немножко, чтобы сыграть у него на этой картине. Ему нужна была юная девушка, полненькая. Я пришла к нему той героиней, которую он хотел видеть, в нужном платье и с нужным хвостиком. Он сказал: «Это ты!» и утвердил меня на роль. И только на «шапке» (на киножаргоне «шапкой» называется последний съемочный день, который активно отмечается всей съемочной группой. – «НИ») он увидел меня такой, какая я есть, и удивился: «Так ты вообще другая!» Для меня это был «орден на грудь» – обмануть Балабанова.

– В «Многоточии» Эшпая вы сыграли образ такой юной максималистки. Она там все время рубит сплеча…

– Она еще не знает, что в жизни не все самое лучше впереди, оно может быть уже позади. Что иногда бывает так, что «не все перемелется», что может ничего не перемолоться, и будет тянуть назад, туда, где все брошено и старательно забыто… Моя героиня – она такая черно-белая. И у нее есть принципы, которые мешают ей увидеть и понять людей. Ее позиция проста: «У тебя есть жена и сын. Какая еще может быть любовь?!» По-человечески ей можно простить такую позицию – ведь в ее жизни еще не было любви.

– Вы приложили много усилий, чтобы добиться признания в Москве?

– Вы знаете, я ничего не добивалась. Никому ничего не доказывала. Не старалась никого победить или покорить. Дорваться и добиться. У меня была позиция: попробовать. Брать все интересное, важное в профессии.

– Вы, исходя из этой позиции, пошли работать в школу-интернат?

– Вы знаете, я со школы занималась с детьми. Ставила детские спектакли. И мы с Гарольдом пошли в школу-интернат не из каких-то альтруистических соображений, а потому что этот шаг по приезде в Москву обеспечил нам работу, жилье и пропитание. Другое дело, что нам это безумно нравилось. Мы никогда не делали халтуры, все, что мы делали, становилось творчеством. Мы горели, и за нами все бежали и горели тоже.

– У вас было несколько встреч в жизни, которые открыли вам двери вашей судьбы. Как вы можете описать такое явление, как Петр Фоменко?

– Конечно, если мы встречаемся с настоящей личностью, он меняет твою траекторию. Но первым, кто взорвал меня и определил мою судьбу, был режиссер Виктор Александрович Дель в Челябинске, ученик Товстоногова. Это было что-то невероятное, просто снос головы. Он ставил потрясающие спектакли с удивительно мощной командой. Потом он уехал в Германию, и тогда мы с мужем уехали в Москву. У меня была судьбоносная встреча со Львом Константиновичем Дуровым, моим педагогом во МХАТе, которого я безумно люблю. И третьим человеком, который стал для меня «взрывом», был, конечно, Петр Наумович. Его невозможно описать. Потому что он всегда опрокидывает самого себя. Его любимое слово в конце любых размышлений: «Хотя…», которым он ставит многоточие… Поэтому определения к нему нет. И следующей ступенью и целым этапом стал Стрелков. Потому что он в Москве вдруг так раскрылся, что вырос на пять голов выше меня.

– Москва – его город?

– Вообще он очень любит Питер. У него сейчас там будет большой проект в Театре Ленсовета. Он будет ставить «Испанскую балладу» Фейхтвангера.

– В чем счастье вашей профессии?

– Наверное, во встречах с людьми. Ведь на репетициях мы проводим полжизни. Профессия заполняет тебя целиком и не оставляет времени почти ни на что. Еще люблю случайные встречи. Вот фестиваль, например: сколько впечатлений, сколько фильмов, сколько встреч – это же очень здорово! Для меня фестиваль – это такой праздник. Праздник кино.

СПРАВКА

Актриса Инга Стрелкова-Оболдина родилась 23 декабря 1968 года в городе Кыштым Челябинской области. Двойная фамилия стала результатом двух браков (девичья фамилия Инги – Гудимова). После школы поступила в Челябинский институт культуры и искусства на факультет театральной режиссуры. Окончив институт с красным дипломом, два года работала на кафедре сценической речи. Вслед за мужем – актером Гарольдом Стрелковым переехала в Москву. Работала уборщицей в Доме журналиста, руководила театральной студией в школе-интернате. Потом четыре года возглавляла детскую студию Дома актера. Во время учебы в РАТИ (ГИТИСе) играла в спектаклях Театра имени Ермоловой и в Доме актера, а после окончания академии в 1997 году работала в театре «АпАРТе», где ставил спектакли ее муж Гарольд Стрелков. В 2004 году вместе с ним ушла в новый «Стрелковтеатр». Одновременно играет в спектаклях у других режиссеров – Юрия Грымова, Владимира Мирзоева, Леонида Трушкина, Эймунтаса Някрошюса. В кино дебютировала в 1998 году в сериале «Самозванцы». Затем были роли в фильмах «Небо. Самолет. Девушка», «На Верхней Масловке», главная роль в сериале «Дети Арбата», играла в фильмах «Дело о «Мертвых душах», «Мне не больно», «Золотой теленок», «Доктор Живаго», «Сыщик Путилин». Лауреат фестиваля «Московские дебюты» в номинации «Лучшая женская роль» («Сахалинская жена», 1996). Лауреат премии «Триумф» (2004).