Posted 21 июля 2014,, 20:00

Published 21 июля 2014,, 20:00

Modified 8 марта, 04:13

Updated 8 марта, 04:13

Абрикосы для глухонемых

Абрикосы для глухонемых

21 июля 2014, 20:00
Главный приз 11-го Ереванского фестиваля «Золотой абрикос» и приз ФИПРЕССИ присуждены фильму Мирослава Слабошпицкого «Племя» (Украина), снятому на жестовом языке, которого не понимал никто из судей. «Серебряного абрикоса» удостоена картина Левана Когуашвили «Свидания вслепую»» (Грузия) о двух сорокалетних неудачниках.

Автор этих строк заседал в жюри ФИПРЕССИ и пробовал убедить двух коллег из Португалии и Украины, что выдвигаемая ими лента внешне эффектна, но внутренне пустовата, и к тому же получила свое в Каннах и получит лишнее еще на десятке кинофестивалей, но его попытки оказались безуспешны в силу весомых причин, не имеющих отношения к искусству.

«Племя» – история глухонемого старшеклассника, который почему-то переводится матерью в спецшколу-интернат, где, как оказывается, царит крутая дедовщина, а учитель труда возит воспитанниц на стойбище дальнобойщиков, поручая непосредственный прокат девушек доверенным воспитанникам. Дослужившийся до сутенера герой, естественно, влюбляется в одну из малолетних проституток, отвечающую ему взаимностью, и пробует застолбить ее за собой, вследствие чего подвергается экзекуции со стороны соучеников. Чем все это заканчивается, можно увидеть в «Боулинге для Колумбины» Майкла Мура, «Слоне» Гаса ван Сэнта и «Классе» Ильмара Раага.

Идею снять фильм без единого звучащего или письменного слова трудно назвать оригинальной (см. хотя бы недавнее «Испытание» Александра Котта, которому в минувшем июне был вручен главный приз «Кинотавра»), но мысль привлечь для этого глухонемых исполнителей, изъясняющихся исключительно жестами, – бесспорно новаторская. К сожалению, эта призодобывающая идея вынуждает автора, во-первых, ограничиться примитивным и заезженным сюжетом (более сложная история потребовала бы подстрочного перевода с языка жестов), а во-вторых, затягивает фильм, и без того растянутый из-за стремления режиссера снимать эпизоды в реальном времени. Скажем, когда герою в соответствии со сценарием надо подняться пешком на пятый этаж, режиссер воспроизводит это увлекательное действо шаг за шагом без монтажных стыков, так что если бы статуя командора так долго топала в гости к дону Гуану, то маленькая трагедия Пушкина, снятая Слабошпицким, потянула бы на полнометражный фильм. Короче говоря, для исчерпывающего представления о «Племени» достаточно посмотреть его на видео, нажав на клавишу FF и не беспокоясь о том, чтобы получить дозу эмоций, поскольку сочувствовать в картине все равно некому.

Серебряный призер Ереванского кинофестиваля, «Свидания вслепую» – вполне качественный фильм, единственный недостаток которого заключается в том, что он полностью вписан в традицию грузинского кинематографа, склонного выводить на экран симпатичных недотеп («Жил певчий дрозд») и с сочувствием следить за их невольными приключениями. 40–50 лет назад, в советское время, это было ново, неожиданно и побуждало к социально-политическим обобщениям, а сегодня вызывает лишь приятное чувство узнавания давно знакомого.

В программе, предложенной жюри ФИПРЕССИ, помимо турецких, украинских и грузинских лент, были четыре армянские, дающие некоторое представление о современном армянском кино. Помимо упомянутого выше «Подъезда», это «Теваник» Дживана Аветисяна, «Романтики» Шогика Тадевосяна и Арега Азатяна, а также «Шип» Сурена Бабаяна. Все они так или иначе касаются больной темы – войны за Нагорный Карабах между Азербайджаном и Арменией в начале 1990-х годов, и все не могут найти форму, в которой недавняя история нашла бы полноценное художественное воплощение. Первые три названные картины, в противоположность «Племени», страдают от избытка слов, в которых герои изливают свои чувства, избывая понятный внутренний стресс, но ситуации, в которых они это делают, выглядят надуманными, а интонации – театральными. А когда дело доходит до изображения военных действий, как в «Теванике», о внутренней обусловленности происходящего приходится забыть. Режиссер, чувствуя себя главнокомандующим на съемочной площадке, заставляет героев выполнять приказы, продиктованные не логикой поведения людей на войне, а его желанием снять эффектную сцену. И вот командир ополченцев в сопровождении местного пацана (чьим именем названа картина), как на прогулку в парк, отправляется в лес, возле которого только что шла перестрелка и, не успев скинуть с плеча винтовку, но успев крикнуть: «Засада!», – получает смертельную пулю. Но это еще не все – убивший его азербайджанский боец, прекрасно слышавший этот предупредительный крик, тут же идет купаться и, раздевшись, оказывается красивой девушкой, в которую Теваник не решается выстрелить – точно так же, как его предшественник из фильма Элема Климова «Иди и смотри» не решился выстрелить в портрет юного Гитлера. Режиссерская мысль понятна, но ради ее выражения все же не стоит попирать здравый смысл и громоздить на экране нелепые ситуации.

Еще вернее режиссерское пристрастие к символическим сценам губит «Шип»: смертельно раненный вражеской пулей герой которого (в мирной жизни писатель) в процессе отправки на тот свет долго видит разные красивости вроде собственного сердца, выпавшего из груди на пол и исторгающего фонтанчики краски. Фильм снят под влиянием эстетики Параджанова, «но (как говорится в одном стихотворении про эпигона) то, что хорошо у Шоу, то у него нехорошоу». Ибо подражать можно талантам, но не гениям. Что, кстати, отлично видно в замечательном ереванском музее Параджанова, наполненном его изумительными коллажами, сделанными из подручного материала. Не будь они одухотворены творцом и оплачены его жизнью, вышла бы нехитрая рыночная поделка, если не кич.

"