Режиссер Борис Хлебников:

– Вы как-то сказали, что не любите формулировать, о чем ваш фильм. Но ведь вы по образованию киновед, то есть человек, обученный формулировать. Или режиссерское творчество исходит из той части вашей натуры, которая неподвластна разуму?

– Мне кажется, что есть вещи, которые умирают от того, что о них говорят. Представьте, что вам 20 лет, и вы хотите объясниться девушке в любви. Самые сильные эмоции переживаешь до того, как выговоришь: «Я тебя люблю». А как только скажешь, температура падает процентов на 70. Пример грубый, но наглядный.

– Но идея ведь не воплощается в произведение в том виде, в каком родилась, а меняется по мере осмысления…

– Изменения производятся на сюжетном уровне. Эта сцена усилит предыдущую, этот эпизод не состыкуется со следующим, этому персонажу лучше войти в кадр не слева, а справа и так далее. Чем подробнее представляешь себе героев будущего фильма, тем более автономными они становятся и действуют по своей, а не по твоей воле. Режиссеру не надо формулировать, почему они поступают именно так, как поступают.

– Ваша картина вписывается в ряд фильмов, одним из главных героев которых является Москва. В «Я шагаю по Москве» Данелии и в «Заставе Ильича» Хуциева – протагонистом, в «Кремне» Мизгирева и «Шультесе» Бакурадзе и у вас – антагонистом. Но ведь лично для вас Москва – родной город…

– Для меня – родной, для моих героев – чужой. И они для него чужие.

– И вы как режиссер встаете на их точку зрения?

– Я сам так вижу. Вот мы недавно снимали сериал. Двор «сталинского» дома недалеко от метро «Академическая». Перерыв на обед. Группа разбирает упаковки и приступает к еде. В доме открывается окно, высовывается женщина, угрожающе орет и скрывается внутри. Минут через десять приезжает патрульная машина. К ней подходит наш администратор, и через пару минут она уезжает. Спрашиваю его, зачем приезжали. Оказывается, эта женщина позвонила «02» и пожаловалась, что у нее во дворе кормят бомжей. Значит, и эта москвичка, и московская милиция считают, что раздача еды голодным – нарушение общественного порядка, требующее вмешательства правоохранительных органов…

– Один из персонажей фильма – сходящий с ума несчастный милиционер в исполнении Игоря Черневича, который неожиданно и зверски расправляется с безобидным инженером. Тут мало кто не вспомнил случай с майором Евсюковым, перестрелявшим несколько человек…

– Скажу больше – по сценарию, который писался задолго до этого ужасного события, герой Черневича работал в том же Царицынском ОВД, что и Евсюков. Я сам вздрогнул, когда прочел о Евсюкове…

– В последнее время во многих фильмах просматривается крайне негативное отношение авторов к охранительно-карательным структурам. Как, по-вашему, это реакция на призывы создавать позитивные образы стражей законности и порядка или отражение авторского страха перед ними?

– Отражение страха. Я сам раза четыре попадал в милицию. И еще раз мы вместе с Лешей Попогребским отсидели день ни за что. Мне кажется, что это люди с сознанием полной безнаказанности и насквозь продажные. От других система избавляется. Оказаться в участке – как попасть в другой мир. И когда понимаешь, что твоя жизнь сейчас может переломиться и пойти совершенно неизвестным тебе путем, становится страшно. Вы когда-нибудь наблюдали, как милиционеры обращаются с таджиками? Достаточно взглянуть, чтобы все понять. Неужели вы их не боитесь?

– Стараюсь не проявлять страха, поскольку они могут среагировать на него, как акулы на кровь.

– Нашли же, с кем сравнить…

– Мне все-таки кажется, что образ «страшного милиционера» – это гештальт, сохранившийся у молодых режиссеров со времен хулиганской юности. Между тем это люди как люди. Вот только власть их испортила, сказал бы Воланд.

– Пусть так, но разве парень, попавший в кутузку, должен это знать?

– Распространено мнение, что если парня не изобьют в милиции и не отдедуют в армии, из него не получится настоящий мужчина.

– Я не считаю, что настоящий мужчина – тот, кто пинает слабых и сгибается перед сильными.

– Напоследок один общий вопрос. Есть у вас в кино некая миссия, или вам просто нравится придумывать истории?

– Если бы была миссия, я бы снимал притчи. А я их не люблю. Как и «типичных» героев. Мне нравятся конкретные сюжеты о частных людях. Приятно их разыгрывать и снимать. Если вы находите в этом идею – хорошо. Не находите – тоже не беда…