Вахтанг Кикабидзе

– Вы одинаково любимы и в России, и в Грузии. Где вы сейчас живете – в Москве или Тбилиси?

– Я всю жизнь жил в Тбилиси и сейчас там живу.

– Город меняется?

– Да, очень. На границах Грузии ситуация сейчас, конечно, весьма нестабильная, и надо что-то с этим делать, потому что доходит до взрывов… А в Тбилиси сегодня хорошо, город приведен в порядок, здесь даже лучше, чем было в советскую пору, город становится современным.

– И не тоскуете по старым временам?

– Тоскую, как и все люди моего поколения. Все-таки прежде духовная сторона нашего существования была выше материальных благ, хотя детство было отнюдь не легким, потому что мы почти все росли без отцов, они погибли на фронте во время войны.

– А что особенно вспоминается из детства?

– Из детства?.. Тетя Рая – русская еврейка, которая жила в нашем многонациональном дворе. У нее расстреляли мужа-генерала, и жила она в страшной бедности – в ее комнате были стол, стул и шкаф, полный книг. Кто-то над ней даже посмеивался. Мы ведь все были не очень хорошими мальчиками, но она была человеком всегда удивительно добрым и ко мне относилась почему-то особенно хорошо. Так вот именно тетя Рая привила мне любовь к чтению и дала первую в моей жизни книгу – «Хижину дяди Тома». Я ее читал при свете керосиновой лампы, а потом то и дело напрашивался к тете Рае в гости. А еще свою тетю вспоминаю – мамину сестру, у которой тоже расстреляли мужа, и сама она провела в ссылке семь лет, а человеком была удивительно мудрым.

– А как вам сегодняшние времена, уютно?

– Увы, сегодня повсюду царствует доллар. Вы знаете, когда я впервые приехал в США, то мне показалось, что там доллар – просто какое-то живое существо. А сегодня и в Европе уже так.

– Только на месте доллара евро…

– Ну да. И нравы падают – молодые больше не уступают место пожилым. Да и в области культуры... Сегодня уже не важно, интересно ли снимать этот фильм или ставить этот спектакль, нужны ли они. На что деньги спонсор дал – то и будет сниматься или ставиться. Такого раньше не было.

– Неужели все настолько плохо и не происходит ничего по- настоящему интересного?

– Очень мало. Вот мой знакомый композитор Борис Емельянов, прекрасный мелодист, сказал мне не так давно: «Буба, зачем я буду писать? Никому сегодня не нужно то, что я пишу». И остановить происходящие процессы невозможно. Я перестал даже ходить в гости, не хочу сидеть за одним столом с посторонними мне людьми, боюсь заразиться.

– Да, грустно все получается…

– Ну хорошо, что есть дети, внуки… надо их растить, учить уважать взрослых.

– Вы свой возраст чувствуете?

– Да, годы прошли. Очень все быстро пролетело, жизнь... Конечно, с одной стороны, стал мудрее, а с другой – стало тяжелее летать, спортом перестал заниматься. Хотя сам концерт – это тоже такой, я вам скажу, спорт. У меня как-то был запланирован концерт, а я заболел, температура – 42, но нельзя было сорвать выступление, и я вышел, спел. И словно и не было ничего, никакой температуры. Потому что выход на сцену – не только физическое, но и огромное нервное напряжение. А ведь очень многие думают, что песня – легкий жанр. Но не знают, как он тяжел на самом деле, как непросто по-настоящему петь 2 минуты 10 секунд перед огромным залом.

– Дети не пошли по вашим стопам?

– Я их и не заставлял, потому что считаю, что это неверно, чтобы потомство обязательно шло по стопам родителей. Талант же должен быть, без него никуда. Хотя дочь стала актрисой – в Театре Руставели играет. Сын увлекался роком, но сейчас все больше стал интересоваться грузинским фольклором, и я этому рад.

– А вы роком даже в молодости не увлекались? И вообще рок – это искусство?

– Нет, это все же что-то другое. Но я увлекался в свое время и роком – было такое. Все мы через это прошли. Даже в прессе ругали меня за это. Статья была, в которой написали: «Орет хриплым голосом в микрофон». Это про мое выступление в Ростове-на-Дону. А слушать люблю Джо Кокера, Джеймса Брауна, но больше всех – покойного Рэя Чарльза. Он был замечательный музыкант, о нем и фильм прекрасный снят – «Рэй». Он к тому же был и тем, кто первым сделал аранжировку госпелс – негритянской церковной музыки. Его музыка вообще опережала время. А вот хард-рок я слушать не могу. Грохота не выдерживаю.

– А кто вам интересен сегодня на нашей эстраде?

– Иосиф Кобзон. Но он уже последний из могикан, как говорится. А еще Елена Камбурова – замечательно поет, но тоже уже давно на сцене. Из молодых? Очень талантлив Леонид Агутин, еще Валерий Меладзе. Есть интересная молодежь и в Грузии. Но, увы, сегодня очень немногие понимают, как трудно на самом деле сделать песню. Все хотят как-то побыстрее. А не получается хорошо, когда быстро. Так что, в целом эстрада деградирует, потому что акценты изменились, авторитеты перестали существовать. Я помню, как на каком-то сабантуе в старом еще Доме актера в Москве, где я пел, меня взял под руку Леонид Осипович Утесов, отвел немного в сторонку и сказал: «Сегодня ты уже – Вахтанг Бернес». Для меня это была такая высокая похвала!