Актриса Ольга Волкова:

– В одном из интервью вы сказали, что чем тяжелее время, тем важнее умение не терять радость. Что сейчас радует актрису Ольгу Волкову и чем она будет радовать своих зрителей?

– Мы живем в нереально тяжелое время, поэтому все, что может как-то подбодрить, приобретает особую ценность… Мы ведь постоянно находимся в потоке каких-то невероятных ужасов: взрывы в метро, крушение польского самолета, землетрясение… Включаешь с утра телевизор, и на тебя обрушивается эта лавина. И тебе начинает казаться, что с тебя сняли кожу, и все царапает, все больно, все в тебя попадает… Ты все время под током чужой беды. И на этот фон еще накладывается исконное русское чувство вины за все, что происходит. Помните у Герцена это описание, когда он обосновывается за границей и вдруг осознает, что постоянное чувство вины куда-то отступило… Самое страшное, когда люди теряют способность радоваться жизни вокруг, теряют способность смеяться. Я часто повторяю, что смех – самый лучший, самый полезный витамин для выживания. А самоирония – одно из самых необходимых человеческих качеств. Не ирония, когда ты смеешься над другими, их слабостями и неприятностями, а самоирония, когда ты смеешься над собой. Это то, что продлевает нашу жизнь. То, что поднимает наш духовный иммунитет. Самоирония помогает преодолевать неприятности. Ранить тебя могут, но сам твой организм выработает противоядие. А сейчас противоядие необходимо постоянно.

– А как сейчас складываются ваши отношения с кинематографом?

– Ситуация безрадостная. Наверное, ее можно назвать катастрофической. Причем незащищенными оказываются даже актеры, уже имеющие имя, определенное положение. Скажем, я работаю в кино больше тридцати лет. На улице каждый второй прохожий со мной здоровается, узнает. А для съемок в эпизодической роли мне недавно предложили «пройти кастинг на общих основаниях», чтобы, как сказали, со мной познакомиться. Это с ума сойти! Молодым же актерам еще тяжелее. Сейчас, чтобы сняться в массовке в телепередаче «Суд идет» (которая делается в жанре реалити-шоу), надо пробиться через толпу людей с улицы, желающих попасть в кадр. И висит табличка: «Актеры на кастинг проходят без очереди». Послушаешь рассказы молодых об этом кастинге, и становится страшно!

– Сейчас столько талантливых молодых людей вокруг, но они никому не нужны. Я все время звоню, про кого-то рассказываю, рекомендую… Но все это плохо помогает. В результате мы имеем то, что имеем. «Наши» блокбастеры, на которые никто не ходит… Телевидение, которое нельзя смотреть. Руководители нашего искусства так далеки от зрителя, что уже не различают его черт. Далеки по размерам зарплат, по способу жизни. Поэтому, когда включаешь экран, тебе кажется, что там идет что-то про марсианскую жизнь, снятое самими марсианами.

- Это в кино. А театр просто спит летаргическим сном. Ни новых идей, ни новых лиц. Театр бессмертен, но в данный момент он погружен в глубокую дрему. И когда он проснется – можно только гадать. Я вижу, что глубоко в подполье, в андеграунде начинается какое-то движение, какое-то оживление. Я надеюсь, что оттуда придут какие-то свежие темы, новые приемы, новые типы. И тогда наш театр омолодится. Я недавно узнала о существовании общества «филозавров». Это наши переводчики, которые устали переводить бесконечную беллетристику, создали свое общество. Встречаются в подвалах, где найдется уголок: в школах, клубах, на кухнях, – и читают друг другу стихи, читают свои переводы. Это дает надежду. Это те ключи, те родники, которые питают культуру. Они делают то, что как бы никому не надо, не востребовано днем сегодняшним. Но оно существует, и эти люди хранят и спасают живые культурные силы. У меня даже была идея поставить такой ремейк «Пигмалиона» Бернарда Шоу, именно перенеся действие в это общество «филозавров»…

– На канале «Культура» показали четырехсерийный фильм о вас. Расскажите, пожалуйста, об этом проекте…

– После того как я обругала все телевидение, особенно кстати поблагодарить канал «Культура». И я ему действительно благодарна. Мне предложили очень привлекательную форму документального фильма. После того как в прошлом году я отметила юбилей, и был снят фильм обо мне, и я все время давала интервью разным изданиям, и говорила о себе, о своем прошлом, потом написала целую книгу о себе, – я сама себе очень надоела. Повторяться и говорить то же самое стало очень неинтересно. И вот мой любимый телеканал предложил снять фильм вокруг моего дома, моей семьи, а у меня огромная семья, как я ее называю – «волчья стая». Съемочная группа не поленилась поехать со мной и в Питер, и в Киев, пройтись по памятным местам. Снимали у меня дома, снимали в домах моих родных. В этом фильме участвуют мои дети, мои внуки. Все они очень талантливые люди. В общем, снимали все, что мне дорого. Все варились в одной каше, и варить эту кашу было интересно. Сейчас людям трудно живется, и я изо всех сил пыталась сделать так, чтобы этот четырехсерийный фильм смотреть было весело. Мы там много дурачимся, шутим…

– Я правильно понимаю, что юмор и самоирония – это наследственные фамильные черты?

– Нет, они у меня благоприобретенные. Со мной вместе росли два моих брата, и они так шутили надо мной, так школили меня, что теперь мне никто не сможет испортить аппетит. Когда растешь с братьями, так или иначе учишься держать удар. Нельзя плакать, нельзя жаловаться. Меня воспитывали строго. В сложных ситуациях мама говорила: «Приведи себя в порядок: причешись, надо действовать, а не валяться в кровати. Биться головой о стенку непродуктивно». Мама была сильная женщина и нас тоже пыталась воспитать сильными. Я научилась не обижаться ни на какие гадости, которые периодически всем нам приходится выслушивать. И это помогало преодолевать очень непростые ситуации. Мне говорили, что я дура, что я бездарна, что я уродина и так далее. Особенно поначалу, когда я пришла работать в Ленинградский ТЮЗ – маленькая, неказистая, девочка-подросток. Играла там Лягушку, пушкинского Бесенка, Мышку в «Трех кленах», Волну в сказке Пушкина. Даже Окно играла: меня протирали, я открывала глаза, счастливо глядя на мир, – и в зале возникал хохот… А как-то через несколько лет мне одна сотрудница театра сказала: «Сейчас вы получше стали, а вот раньше, как увижу вас – так заплачу. До чего же страшненькая». Я все это умела перенести и найти какое-то ценное зерно критики в любом высказывании, отбрасывая злобу или несправедливость. Детская закалка помогала и продолжает помогать. Умение посмеяться над собой – наш лучший помощник. Вот сейчас праздновали мой день рождения, собралась вся огромная семья, и все дети, внуки, невестки – все надо мной подшучивали. Над моей склонностью влипать, ну, в самые непредставимые ситуации, над моими ляпами, над моей доверчивостью и так далее. Аж дым над столом стоял. Вот когда моя невестка ругает внучку – я всегда заступаюсь: не тронь, она вся в меня, все недостатки от бабушки! И тем не менее всю жизнь прожила, и ничего, люди от меня не отвернулись.