Судьба шансонье

Песенный жанр у нас уже довольно давно относится к сугубо развлекательному и весьма упрощенному сегменту масс-культуры (если это, конечно, не опера и не джаз). Пожалуй, как раз со времен Александра Николаевича Вертинского. То, что Скляр сделал в Центре Мейерхольда, – это едва ли не единственное, чем современная музыка может пополнить копилку серьезного искусства. Александр Феликсович, отодвинувший на второй план свое творчество с группой «Ва-Банкъ», засел в библиотеках, где изучал автобиографические книги, статьи, отзывы современников, письма – все, что связано с Вертинским. Такие слова, как «погрузиться» и «переосмыслить», которыми Скляр оперирует, рассказывая о своем проекте, как-то не приходилось слышать от его коллег по современной сцене. А программа действительно погружает и заставляет осмыслять. Она оказалась еще более глубокой и еще более сложной, чем предыдущие опыты Скляра с Вертинским (раньше он исполнял его песни совместно с Ириной Богушевской или Глебом Самойловым из «Агаты Кристи»).

Центр Мейерхольда, наверное, не очень приспособлен для музыкальных действ – покрашенные зеленой краской голые кирпичные стены, ничем не закрытые технические конструкции, кое-какие колонки и, главное, совсем не «музыкальная» акустика. Но поскольку Скляр решил показать себя не только певцом, но и драматическим актером, поскольку творчество Вертинского и при его жизни было, что называется, «не для всех», поскольку, в конце концов, программу «Концерт Сарасате» можно назвать экспериментом, в итоге на этой мрачноватой площадке все смотрелось органично.

Скляру аккомпанировал пианист (Сергей Бурхан), к которому периодически присоединялся скрипичный «Романтик-квартет» и контрабас. Всего Александр Феликсович подобрал около 20 песен маэстро, среди которых были и известные («Бразильский крейсер», «Желтый ангел»), и редкие (например, цикл Вертинского «Времена года», состоящий из песен «Китайская акварель», «Дым без огня» и «Испано-сюиты»). Скляр принимал разные позы, пропускал через себя разные настроения, солировал во всех смыслах этого слова – например, весьма эффектно «сложился» пополам, изображая героя «Черного карлика», а самую, пожалуй, «легкую» из всех выбранных композиций – «Песенку о моей жене» – исполнил настолько энергично, задорно и мощно, что иные театральные герои здешней сцены могли бы и позавидовать. Было видно, что непростой для восприятия концерт он делает во многом для себя, и в этом настоящее счастье любого творческого человека, а уж тем более современного музыканта. Это и привлекло столичную эстетскую аудиторию.

Александр Феликсович, будучи весьма демократичным и открытым в жизни человеком, не скрывал, что стать главным «вертиноведом» страны его сподвиг в том числе и тот факт, что многое в судьбе шансонье созвучно и его жизненному пути. А судьба шансонье была любопытна – он писал песни о жене, он ценил и обожал своих дочерей, но случались и некоторые влюбленности. И Скляр очень органично совместил исполнение публичных песен Вертинского с его частными письмами из разных городов, адресованными жене, другу, какой-то мимолетной поклоннице. Письма из Киева, где он родился, из Владивостока, Омска, где выступал. В песнях – главное: чувства, идеалы, отношения. В письмах – нюансы: жесткие вагоны, отсутствие еды в ресторанах и магазинах, бесконечная зима и разруха вокруг, усталость и тоска.

Удивительно, что Вертинского как-то не поворачивается язык назвать советским певцом, хотя пик его карьеры пришелся на сталинские годы. Не был он и антисоветским. Он умудрился оказаться вне времени в то время, когда это было невозможно. Наверное, поэтому его продолжают петь и слушать в Москве XXI века.