Служебный роман по-французски

Начало фильма обескураживает: авторы, не успев толком представить героиню (ее зовут Натали) и ее мужа, отправляют его на пробежку по улице, где-то за кадром сталкивают под машину, а затем вынуждают зрителей наблюдать за похоронами незнакомого человека – точнее, за тем, как длинная вереница друзей и близких выражает соболезнования вдове покойного. Понятно, что без вступительной смерти обойтись было нельзя, но рассказать о ней можно было менее примитивно – например, посредством коротких флэшбэков, куда более выразительных, чем пустые длинные ничего не говорящие планы.

По идее, за прямолинейным прологом должно было последовать такое же продолжение, которое в немом кино обозначили бы титром «Натали преодолевает стресс, вызванный гибелью любимого супруга», а затем финал, где на ее лице сквозь слезы проступает улыбка Кабирии. Но, как выясняется, братья Фонкинос вовсе не думали воплощать на экране мысль, что кино должно готовить зрителя к смерти ближнего или собственной смерти, недавно развитую Гасом Ван Сэнтом в «Не сдавайся». Вместо этого они устраивают трехгодичный перерыв между первым и вторым действием, дают еще одну дилетантскую сцену (ее можно описать титром «Все еще скорбящая по мужу Натали отвергает ухаживания своего босса») и только потом показывают обращающий на себя внимание эпизод, в котором она впервые после смерти мужа целует мужчину.

Эпизод выделяется полной немотивированностью. В кабинете Натали появляется вызванный ею подчиненный – нелепый и мешковатый швед Маркус (Дамьен), и она ни с того ни с сего впивается ему в губы, хотя лучше бы обнажила клыки и впилась в горло, как делают кровососущие красотки в вампирских ужастиках. После поцелуя картина резко меняет жанр – из бытовой драмы переходит в романтическую комедию. Смена тональности и темпа маркируется не лишенным изящества (хотя, по существу, и не новым) условным планом: окрыленный поцелуем Маркус, ловя заинтересованные взгляды встречных девушек, раньше едва ли обращавших на него внимание, поднимается по улице и вместе с тем метафорически поднимается в глазах зрителей.

Далее идет серия недоразумений между героями, иногда отмеченных своеобразным юмором («Хочешь сухарь?» – «Я уехал из Швеции, чтобы не есть сухарей») и периодическими жанровыми сбоями вроде вторжения закадровых голосов и почти бергмановского, из «Земляничной поляны», приема в финале, когда Маркус оказывается в прошлом и попадает в один кадр с девочкой Натали. В целом впечатление такое, что братья-авторы тянут фильм к запланированному хеппи-энду, так и не определившись при этом, что же они все-таки снимают – драму или ромком. Хотя, может быть, таковы зачатки режиссерского стиля, иногда вырастающего из оригинальных нелепостей.

Что же до служебного романа, то творение Фонкиносов имеет больше общего с поверхностным прошлогодним ремейком рязановского фильма, чем с оригиналом. У героев французского фильма, если присмотреться, нет психологии, нет характеров и нет социальной определенности, свойственных персонажам Фрейндлих, Мягкова и Басилашвили. Чем занимается компания, в которой они служат, как может квелый тип, изображаемый Тодескини, быть ее главным менеджером – неизвестно ни актерам, ни создателям картины. Пока смотришь, попадаешь под обаяние Одри Тоту и Франсуа Дамьена, а как выйдешь – впечатление рассеивается в зимнем воздухе вместе с паром изо рта.