Коньки для Агафьи Тихоновны

Первая постановка «Женитьбы» в Александринском театре в 1842 году закончилась шиканьем. Публика, привыкшая к «правильно простроенным комедиям», недоумевала финальному прыжку жениха в окно, концовке без традиционной веселой свадебки. Привычный сюжет «выбора жениха» (первый вариант так и назывался «Женихи») Гоголь соединил с подспудной лирической и личной темой страха перед женским полом (Гоголь сам всю жизнь мечтал и боялся женатой жизни). Двойственная природа пьесы остается вызовом для театра и сто шестьдесят с лишним лет спустя. Лучшей постановкой ХХ века был спектакль Анатолия Эфроса, который в «совершенно невероятном событии в двух действиях» расслышал и усилил ноты истории о несбывшемся счастье. Великий спектакль надолго бросает тень на произведение, по которому поставлен.

Два мастера нашего театра взялись пересмотреть «ошинеленную» «Женитьбу» и вернуться к ней как к комедии-шутке. В конце прошлого сезона свою версию «Женитьбы» показал Марк Захаров, превративший свой спектакль в гала-парад народных и всенародно любимых артистов «Ленкома». Валерий Фокин в Александринке изменил представление о темпе, в каком следует играть Гоголя, извлекая комизм из стремительности драматического действия и прихотливости петель интриги.

Режиссер перенес действие на каток и надел на исполнителей коньки. Акробатические пируэты выписывает на льду Агафья Тихоновна (Юлия Марченко). Представляясь невесте, исполняют короткие сольные выступления женихи (пластику поставил молодой балетмейстер Алексей Мирошниченко). В невестинских фантазиях летят по льду полураздетые мужчины, рассекая пространство.

Персонажи Гоголя часто кажутся фантазмами окружающих (как гениальный нос майора Ковалева). В постановке Валерия Фокина гоголевские призраки обрели быстролетность и способность возникать в самых неожиданных местах. Женихи кажутся порождениями мечтаний и фобий 27-летней девицы. Обезножевший Жевакин (Валентин Захаров) ловко раскатывает на инвалидной колясочке с колесиками. На санках приезжает гостинодворец в лисьей шубе Стариков (Аркадий Волгин). А выдуманный театром (в тексте только упоминаемый) неудачливый жених – чиновник Пантелеев (Галина Егорова) и вовсе достает невесте от силы до пояса. «Не хочу», – стонет бедная девушка, ужасаясь капризам случая.

Сценограф Александр Боровский создал пространство, где все возможно. Деревянный полукруг с прорубленным высоким окном служит одновременно занавесом и выгородкой, рядом с которой расположена койка Подколесина (Игорь Волков). В деревянной стене нет двери, и визитеры вскарабкиваются на окно. Поворот круга – и стена становится оградой катка с налепленными на доски старыми афишами «Ревизора» в Александринке. Сваха (Мария Кузнецова), спасаясь от женихов, оказывается на самом верху стены. Произнося пламенный монолог, Кочкарев (Дмитрий Лысенков) взлетает под небеса.

Можно понять Подколесина, опасающегося покидать пределы своей уютной постельки. Там – пространство, акробатической ловкости требующее. А тут под рукой стопка книг, горит свеча. Входящие с морозу заиндевевшие посетители только придают дополнительную прелесть этой теплой норке. Игорь Волков дает своему Подколесину стародевическую, несколько манерную застенчивость и замкнутость застарелого одиночества. С первой сцены решительно понятно, что в этой маленькой комнатенке никакой жене не уместиться.

Валерий Фокин с первой минуты знает, что «не судьба» герою жить женатой жизнью с присватанной девицей. И никакой злой энергии Кочкарева не хватит, чтобы свести эти два одиночества и удержать их вместе. Изо всех сил тянет Кочкарев руки жениха и невесты. Разомкни свои клещи – и разлетятся в стороны.

«Женитьба» в Александринке – одно из самых мастерских и веселых созданий нашей сцены последних лет. Все выверено, все точно, каждое мгновение действия выстроено и осмысленно. Каждая деталь – «работает». Великолепию игрового пространства Александра Боровского (пока лучшие его создания рождены именно на сцене Александринки) точно отвечает акустическое пространство, выстроенное композитором Леонидом Десятниковым. Фокин вычертил каждому актеру занятный рисунок, и верится, что в дальнейшем актеры сумеют развить в своих сценических созданиях человеческие лирические ноты.

В финале Подколесин забирается домой под одеяло. Разгневанные крики обманутых гостей, стоны невесты, ругательства свахи только проносятся в его воображении. Стыдно, неловко, но так хорошо в привычном домашнем уюте под красным стеганым одеялом… Настоящая гоголевская минута, где смех неотделим от грусти, а в кривом зеркале так узнаются свои черты.