Posted 20 декабря 2012,, 20:00

Published 20 декабря 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:19

Updated 8 марта, 05:19

Режиссер-мультипликатор Гарри Бардин

Режиссер-мультипликатор Гарри Бардин

20 декабря 2012, 20:00
Мультипликационные фильмы Гарри Бардина, среди которых «Летучий корабль», «Выкрутасы», «Конфликт», «Адажио» и «Гадкий утенок», знают взрослые и дети. А сегодня многие из тех, кто рос на лентах знаменитого режиссера, выходят вместе с ним на митинги оппозиции. О том, как за год изменилось протестное движение, когда насту

– Гарри Яковлевич, массовому протестному движению в России в декабре исполнился год. За это время ваше мнение об оппозиции как-то изменилось?

– Протестное движение немного поутихло, к сожалению. Но, думаю, нужен повод, опять же, к сожалению, чтобы все «взорвалось» с новой силой. Власть думает, что она своими законами как-то сдержала оппозиционно настроенных граждан, и трусоватая общественность поджала хвосты. Думаю, это не так. Мне кажется, достаточно какого-то события, и люди снова выйдут на улицы даже в морозные дни. Во всяком случае, я надеюсь на неравнодушие.

– Кстати, вручая недавно «Звезду Театрала» спектаклю «БерлусПутин» Театра DOC, вы сказали, что любите ходить на митинги…

– Не могу сказать, что так уж люблю ходить на митинги. Также не могу сказать, что мне симпатичны абсолютно все лидеры, выступающие там со сцены, что я иду туда искать ума. Нет. Но я хожу на митинги хотя бы для того, чтобы знали, что я там. Как говорила Ахматова, «я была со своим народом». Так вот, я хочу быть со своим народом. Кроме того, мне не симпатичны, например, антисемиты или русофобы, которые также принимают участие в митингах. Но это как бы вынужденное соседство. Когда рядом идут нацисты, это не вызывает у меня восторга, потому что для меня они нерукопожатные люди и мне с ними не по пути. Но выходит так, что Координационный совет оппозиции взял в свой состав нацистов, чтобы дать и им возможность высказаться. Не думаю, что это делает честь Координационному совету, поскольку не любая цель оправдывает средства: нельзя во имя количества терять качество того сообщества, которое протестует. Толерантность тоже должна иметь свои пределы. И играть в толерантность с нацистами мне кажется плохой забавой. Но гораздо больше меня поражает парадоксальность происходящего в нашей стране. Парадоксальность, в частности, заключается в том, что есть Рублевка, а есть Копейск. И в этом – две России, которые никогда не пересекутся, поскольку живущим на Рублевке абсолютно по барабану те, кого гнобят в колониях. А эта колония в Копейске – самый настоящий ГУЛАГ. У нас эта система не очень-то реформировалась, и отношение к заключенным как к нелюдям осталось. И те случаи насилия, издевательств и садизма, о которых мы читаем в прессе, идут оттуда – мы так и не распрощались со своим поганым прошлым, мы не расставили акценты, мы не заклеймили палачей, мы стесняемся внуков этих палачей… И еще меня заботит вся эта истерия по поводу конца света: пресса, не при вас будет сказано, в поисках желтизны ухватилась за эту тему как за лакомый кусок. Все эти страшилки становятся чрезмерными и давят на психику не только больных, но и здоровых людей.

– Судя по всему, конец света уже наступил…

– Он наступил, только мы этого не заметили. Конец света был тогда, когда власти не захотели спасать подводников с «Курска», когда военные тайны и железки оказались дороже жизней несчастных ребят, заточенных там. Произошедшее во время мюзикла «Норд-Ост», трагедия в Беслане – все это тот конец света, который мы не замечаем и к которому привыкаем. Это уже становится не только информационным поводом для вас, но и бытом для нас.

– Зато на фоне всех этих страшилок про конец света настоящие проблемы становятся как будто менее заметными.

– Конечно, они сознательно отодвигаются, происходит зомбирование населения. И ведь кто-то думает, дескать, «по сравнению с концом света сейчас просто не жизнь, а малина. Власть принимает дурацкие законы? Ничего, ведь жить-то как-то можно». Вот «как-то» и живем. Но я стараюсь держать себя в форме, чтобы не впадать в депрессию от всего этого, поскольку просто не имею права на это: я снимаю кино, за мной идет коллектив, и если я буду каждое утро являть им свое депрессивное лицо, ничего хорошего из этого не выйдет.

– 12 декабря состоялся круглый стол оппозиции, в котором вы принимали участие. Каково общее впечатление?

– Накануне выборов президента я был на аналогичном круглом столе. Что меня тогда не устроило, так это отсутствие стратегии. Потому что цель, которая была поставлена перед оппозицией, – добиться честных выборов – не достаточно концептуальная. Ну хорошо, пройдут выборы, а что дальше-то? Но за минувший год власть подбросила столько тем, что стратегия, наконец, появилась: теперь оппозиция знает, чего хочет, и прописала это в своей политической платформе. В частности, речь идет о реформировании судебной системы. Но... Теперь есть стратегия, но нет тактики. Каким образом вы планируете добиваться этих реформ? Протестным движением? Об этом не говорится. Прозвучало и такое благодушное пожелание: дать оппозиции раз в неделю два часа прямого эфира на федеральном канале. Это тоже нереально. Также остался за скобками ответ на вопрос, как инициировать выборы парламента и уход Путина с поста президента. Потому что власть, наоборот, делает все, чтобы ее ничем не беспокоили – ни новыми выборами, ни протестными акциями. Кроме того, нет единого лидера, который бы это все взял на себя.

– Судя по всему, у вас осталось смешанное чувство...

– Да, поскольку нет конкретной методики, каким образом они собираются добиваться поставленных задач.

– А у вас нет ощущения, что вектор оппозиции задается довольно узким кругом лиц, а все остальные, которые идут за ними, лишены голоса?

– В какой-то степени это так.

– Но к предложениям, высказанным, например, вами могут прислушаться?

– Думаю, да. На эти обсуждения приходят люди, которых я хорошо знаю, с мнением которых я считаюсь. Это интеллигентные, порядочные и умные люди, которые не хотят, чтобы их считали быдлом. Ведь оппозиция возникла в том числе и от оскорбленного чувства человеческого достоинства. Это люди с достоинством, они не променяли себя на околокремлевскую тусовку, хотя могли бы. Они не прогибаются. Сейчас на митинги я хожу вместе со своим сыном (известный режиссер Павел Бардин. – «НИ»), а до этого, в конце 1980-х, я водил его на митинги, на которых мы выступали за отмену 6-й статьи Конституции – о руководящей и направляющей роли коммунистической партии. В этих шествиях принимали участие по полмиллиона человек. И я ему, мальчишке, говорил: «Посмотри, какие вокруг красивые лица, какие у них ясные глаза». Потом мне было дико от того, что все это истончилось и куда-то ушло. И вот, выйдя на Сахарова, я обратил его внимание на то, что среди дураков со свастикой снова можно увидеть светлые лица. Да, постаревшие на 20 лет, но по-прежнему не желающие сидеть дома, когда возникают такие ситуации. Значит, неистребим этот дух мятежный.

– Но и это протестное движение, кажется, сошло на нет.

– Я так не думаю. Я уже сказал, что достаточно искры, чтобы все разгорелось с новой силой. И все эти поспешно принятые законы, которыми Кремль себя озаборил, – это реакция. На мой взгляд, протестные акции в том числе спровоцировали начавшуюся антикоррупционную кампанию.

– С другой стороны, это выглядит как отвлекающий маневр.

– Возможно. Но в любом случае импульс был дан именно общественностью. Другое дело, власть надеется, что с помощью подобной зачистки своих рядов удастся добиться повышения своего рейтинга. А происходит с точностью до наоборот! Потому что возникает вполне закономерный вопрос: а где ж вы раньше были? Ведь это вы их назначали, вы дали им возможность пользоваться тем, чем они непомерно пользовались все эти годы. На какой героизм в глазах народа вы сейчас рассчитываете?

– Еще это напоминает смену правящей элиты, хотя, по сути, поменять могут только шило на мыло.

– Дело в том, что при существующей системе координат если поменяют элиту, то уйдут жирные клопы, а придут не насосавшиеся, просвечивающие на свет. Необходимо менять всю систему мотивирования прихода во власть, систему выборов и прочее...

– Если не возражаете, давайте теперь поговорим о вашей творческой жизни. В прошлом году вы приступили к работе над фильмом «Три мелодии». Как продвигаются съемки?

– Завершен подготовительный период, и сейчас уже можно говорить, что съемки идут.

– Значит, удалось найти финансирование?

– 70 процентов необходимой суммы нам выделило Министерство культуры. А вот оставшиеся средства, требующиеся на завершение картины, надо искать.

– Чиновники Министерства культуры, предоставляя вам финансирование, ставили какие-то условия?

– Нет. Они просто прочитали сценарий и решили профинансировать.

– Кстати, Минкультуры подготовило список «социально значимых» тем для отечественного кино, большая часть которых – ура-патриотические. Картины на представленную тематику будут в приоритетном порядке поддерживаться государством. Как считаете, это может коснуться мультипликации?

– Конечно, ведь можно те же параметры задать и для мультипликации. И, думаю, они так и сделают. Хорошего ожидать нельзя, когда во главе отечественной киноиндустрии стоит Ваня Демидов. Я считаю это назначение оскорблением всего кинематографического сообщества. Ведь даже в советское время на подобных постах были люди вменяемые – окончившие киноведческий факультет ВГИКа, знающие производство, историю кино, людей, работающих в кинематографе. Новая генерация, которая пришла, эти успешные менеджеры к кино никакого отношения не имеют. Ни Мединский (министр культуры Владимир Мединский. – «НИ»), пропагандист и агитатор, ни Ваня Демидов. И мне, конечно, грустно, что я дожил до такого.

– Вы говорили, что необходимо восстанавливать не столько «Союзмультфильм», сколько школу отечественной мультипликации в целом. Но, по большому счету, ее и восстанавливать-то некому: настоящих мастеров по пальцам можно пересчитать, к руководству допущены, как вы их называете, одни менеджеры, а с молодыми и талантливыми, судя по всему, не особенно считаются…

– Дело в том, что молодые стремятся в мультипликацию. И это удивительно, поскольку власть нацеливает их на совершенно другую деятельность – более прагматичную и рублевоемкую. От этого все эти селигеры, «Наши», «Ненаши», «Молодая гвардия» и прочее. Власть тянет молодежь в чиновничье болото, и она идет туда! Тем не менее, есть молодые, которые, не страшась маленьких зарплат, идут в мультипликацию. Потому что работать в мультипликации ради денег невозможно. Это энтузиазм, устремление души. И это необходимо поддерживать. Я говорил Путину, что нужна академия мультипликации, пока живы те, кто может передать ее основы. Потому что классическая мультипликация должна преподаваться так, как ее знали уходящие натуры. Такие, как Федор Савельевич Хитрук, который был великим педагогом.

– А вам предлагали преподавать?

– Неоднократно. Меня обхаживал ректор ВГИКа Владимир Малышев, чтобы я набрал курс. Но я не рискнул.

– Почему?

– Потому что нельзя стоять врастопырку – у меня студия, которая требует ежедневного внимания. Поэтому я и сказал Владимиру Сергеевичу, что не смогу. Он говорил: «Ничего, мы будем привозить тебя – отработаешь два раза в неделю по два часа и все». Но как я могу взять на себя ответственность за молодых, приезжая вот так с визитом, не отслеживая ежедневно, что они делают, куда идут и в правильном ли направлении? Такие наезды – это несерьезно. Я так не могу и не буду, поэтому пока отказываюсь. Вот когда я пойму, что ничего придумать не могу и снимать уже не буду, возможно, тогда и займусь преподаванием.

– А вообще, можно ли самостоятельно научиться анимации или это будет дилетантский уровень?

– Дилетантский. Хотя мне грех так говорить, поскольку я нигде не учился мультипликации, у меня только актерское образование. Придя в мультипликацию, я приноравливался, а потом уже рос на собственных фильмах. Но профессия мультипликатора – это несколько иное, чем режиссура. Мультипликатор должен иметь наставника и обладать целым конгломератом знаний. Он должен создавать образ, как бы пропуская его через себя. А из баловства с мышкой на компьютере это вряд ли может родиться.

– И наше кино, и нашу мультипликацию обвиняют в подражании Западу. Однако такой мастер, как Федор Хитрук, рассказывал, что вдохновлялся работами Диснея…

– Федор Савельевич не уставал повторять, что Уолт Дисней – непревзойденный мастер. И когда молодые пытались оттоптаться на Диснее, он стоял насмерть, говорил, что подражать этому невозможно, а вот учиться – необходимо. И да, Федор Савельевич был поклонником Диснея, как и я, впрочем. Чтобы вдохнуть жизнь в своих персонажей, необходимо многое знать про людей, понимать их поведение, ментальность, уметь подглядывать все это. Поэтому Федор Савельевич дебютировал в качестве режиссера, когда ему было 44 года. К этому времени он уже накопил и житейский, и мультипликационный опыт.

– Почему же сейчас происходит просто копирование американских стандартов?

– Думаю, одна из причин – продюсерский диктат: продюсер задает режиссеру те параметры, которые обеспечат ему впоследствии прокатную судьбу фильма. И от этого идет тенденция, которая лично мне не очень симпатична… Ведь ценность мультипликации – в ее лаконичности и выразительности изложения, когда в короткий метраж можно вложить то, чего порой не расскажешь в полнометражном игровом фильме. Разве можно представить «Ежика в тумане», растянутого на полтора часа? Вот ежик идет, идет, идет, а туман полтора часа всё не заканчивается… Другое дело, сейчас наши продюсеры поняли, что некоторые западные мультфильмы зарабатывают в прокате миллионы, обходя даже игровые фильмы. Вот они и задают определенные параметры американской мультипликации нашим режиссерам, чтобы потом также можно было бы слупить большие деньги. Но российский прокат устроен коряво, за двадцать лет его так и не выстроили. Утратив советский прокат, российский стал филиалом американских фильмов.

– Вероятно, здесь даже квоты на отечественное кино не спасут.

– Думаю, нет, поскольку алчность продюсеров и прокатчиков столь велика, что ее не перешибить ни взыванием к патриотизму, ни другими вещами. Это все для них пустой звук.

– С другой стороны, мультипликация у нас всерьез как-то не рассматривается: мультфильмы на телевидении ставятся в загон, плюс маркировка по возрасту…

– Здесь я могу сказать только одно: «Кому повем печаль мою?»… Вот мы можем переговорить с вами, посетовать на эту ситуацию, но изменить ее мы не можем. Я могу делать фильмы – хуже, лучше, но это то, чем я могу профессионально заниматься. А уже как их размещать, где они пойдут – это вне моей компетенции.

– Но вы же все равно хотите, чтобы ваши фильмы увидели зрители?

– Конечно, хочу. Даже не собираюсь кокетничать, говоря, что делаю фильмы для себя. Нет. Момент самовыражения, разумеется, присутствует – я должен заразить своей идеей свою команду и воплотить ее. Но чувство, когда получаешь отклик от зрителей, ни с чем не сравним.

"