Классики без современников

Показательный момент – выставку старинных картин и графики, посвященную юбилею, открыли не в академических залах, а в куда как более фешенебельной Галерее Церетели. Такой расклад теперь уже никого не удивляет: мастерская Церетели и его личные помещения настолько плотно срослись с владениями Академии художеств, что разделить их никакому министерству невозможно (разве что Счетной палате).

Что касается «Пути к мастерству», здесь речь идет совсем не о значении церетелиевского стиля в формировании нынешнего облика академиков. Совсем даже наоборот: в качестве образцов для подражания выставлены в двух залах очень специфические картины той поры, когда методы преподавания только-только складывались.

В первом разделе набор живописных произведений – иконы стиля. Имеется, например, небрежный образ какого-то художника эпохи Возрождения, писаная-переписаная десятки раз «Мадонна с младенцем», на которой, кажется, нет ни одного аутентичного следа. Тут же анонимный и дурно скопмонованный «Вакх с амуром» XVIII века. Наконец, патетичное полотно Ладзарини «Софонисба, принимающая яд» (нумидийская царевна, пытаясь избежать римского рабства, с подачи супруга и в окружении служанок выпивает смертельный напиток).

Если судить по выставленным работам, путь к мастерству многих выпускников и воспитанников пролегал через копирование не самых лучших европейских работ. Например, у нас почитали неаполитанского стахановца конца XVII века Джордано Луку (за быстроту письма его прозвали Fa Presto – «делай быстро»), или голландские пейзажи XVIII столетия (как раз тогда, когда голландский пейзаж выродился). Среди всей этой случайной россыпи жемчужиной смотрится полотно гранд-дамы всех европейских академий немецкой художницы Ангелики Кауфман «Узнанный Ахиллес» (троянский герой по воле матери был облачен в женское платье и укрыт на женской половине дома, однако его будущие сослуживцы открыли воина, преподнеся девицам дары – лишь одна из женщин схватилась за блестящие щит и меч). Здесь по меньшей мере присутствует твердая рука и внятность сцены. Так или иначе хваленый академический стиль оказался сильно похож на салонное искусство – много эротики и поверхностных холстов для декорирования комнат.

Вторая часть экспозиции – архитектурная и видовая – разнообразнее и интереснее. Здесь представлены зарисовки стипендиатов академии во время их заграничных турне: римские и стамбульские древности, храмы и росписи дворцов. Именно здесь и восхищаешься такой мощной растратой сил, когда для копирования одного римского шлема требовался год изнурительной штриховки. Сегодня с наличием цифровых камер и Интернета путевые рисунки Чагина, Бенуа или Трамбицкого – настоящее искусство для искусства, сказка о хорошо потраченном времени.

Впрочем, и до сих пор можно услышать убийственный аргумент – тот не художник, кто не умеет копировать антики и старинные картины. И впрямь не поспоришь. Ведь и по сей день, как оказывается, эти вещи крайне полезные. Буквально этажом ниже выставлены скульптурки из собрания певца и депутата Иосифа Кобзона: несколько десятков композиций на древние библейские сюжеты (есть и «Адам с Евой», и «Всемирный потоп», и «Иосиф, объясняющий сон фараона»). Сделаны они современным художником, чье имя и коллекционер, и устроители выставки всячески скрывают. Манера – тот же академический салон. С одним только добавлением – все создано из чистого золота, драгоценных и полудрагоценных камней. В общем, приходится признать, что на пути к мастерству подопечным Церетели сегодня стоит думать не только как набить руку на классике, но и, озаботившись, чьи руки примут их произведения, быть внимательнее в выборе материалов: для пущей основательности сразу же писать золотом по серебру.