Режиссер Алвис Херманис

– После того как вы в этом году получили все или почти все мыслимые театральные премии изменилось ли отношение к вам и вашему театру в Латвии?

– Нашему театру было бы грех жаловаться на отношение властей. Актеры в Новом рижском театре получают зарплаты, эквивалентные зарплатам немецких актеров. И наше правительство относится к театру действительно как к своего рода «лицу республики для зарубежных стран». Латвия – маленькая страна. И у нас не так много предметов экспорта. То, что наш театр стал востребован на многочисленных мировых форумах, престижно для страны. Знаете, такой комплекс маленькой страны: если за границей тебя уважают, то и дома будут.
Сейчас в Германии мне первый раз в жизни предложили не просто гастроли или постановку в немецком театре, но – создать спектакль у себя в Риге со своими актерами и сыграть премьеру в Германии в рамках фестиваля Spielzeiteuropa. Так появился спектакль «Звук тишины».

– Чья была идея спектакля о юности наших пап и мам? Устроителей? Или ваша? Как она появилась?

– Идея была моя. А появилась она, когда приехал смотреть помещение театра, где должна была играться премьера. И увидел этот благополучный район Западного Берлина, где люди, кажется, жили, не зная про железный занавес. Где все так размеренно, буржуазно. Мне захотелось поставить спектакль, который задевал бы и их личную память, выходил на территорию их личных воспоминаний. В «Звуке тишины» мы обращаемся к предельно общим воспоминаниям: первые поцелуи, первая любовь, брачная ночь, беременность и т.д. Мы не хотели перегружать спектакль деталями из «советской Риги образца 1968 года». Мне хотелось рассказать универсальную историю. И, мне кажется, нам это удалось. По крайней мере, после спектакля ко мне подходят пожилые зрители-немцы с заплаканными глазами и говорят, что узнают свою юность.

– Мне кажется, что мы всегда очень разделяли мир 60-х на «наш» и «их». Вот так было у нас, а у них совсем по-другому...

– Я никогда не делил мир по принципу «мы – они». Про шестидесятые годы вспоминают разное. Мне хотелось вспомнить о хорошем. Мне вообще кажется, что театр должен искать свет, давать надежду.

– Название вашему спектаклю дала знаменитая музыкальная композиция Пола Саймона и Арта Гарфункеля. И в подзаголовке стоит «концерт Саймона и Гарфункеля в 1968 году в Риге, который не состоялся». Почему вы выбрали именно этот американский дуэт? А, скажем, не «Битлз»?

– Мне нравятся тексты этого дуэта. У них очень высокий интеллектуальный уровень. Рядом с ними «Битлз» все-таки пролетарские мальчики из Ливерпуля. Саймон и Гарфункель были европейскими интеллектуалами. И потом, в их музыке есть тот самый заряд надежды, который я очень ценю в искусстве. Можно быть феноменально талантливым, но деструктивным. И своим творчеством разрушать мир. Мне ближе люди, настроенные на созидание.

– Многие подробности в вашем спектакле кажутся вполне узнаваемыми: игра в бутылочку, например, или проявка и сушка фотографий в ванной на бельевых веревках. А какие-то – абсолютно «придуманными»: стеклянная банка, которую ставят на голову девушке, закрепляя высокую прическу…

– Банки не использовались, использовали поролоновые валики. Но вот волосы утюгом реально разглаживали. Мы не только вспоминали, но и фантазировали на тему того времени, когда нас еще не было, а наши родители были молоды.

– Правильно я понимаю, что в момент коллективных родов на сцене как раз рождается ваше поколение?

– Я так сказал актерам: это история нашего рождения.

– Вы часто обращаетесь в своих постановках к истории поколения родителей. Тут и «Долгая жизнь» о пенсионерах латышских коммуналок, и «Отцы», где русский, немецкий и латышский актеры вспоминают своих реальных отцов. Не хотелось бы поставить спектакль о своем поколении, о проблемах наших ровесников?

– Так выходит, что до Москвы и на международные смотры доезжают спектакли «об отцах». А, скажем, сейчас в Риге идет спектакль о знакомствах по объявлению, где действие происходит в наши дни. Там много персонажей из самых разных общественных слоев. И этот спектакль весьма востребован публикой. В феврале я буду ставить в Цюрихе спектакль по «Идиоту» Достоевского. Я выбрал только первые сцены и хочу поставить их целиком, вплоть до запятой. Мне кажется, в романе очень важен факт, что Мышкин приезжает из Швейцарии и очень много о ней говорит.

– В театре Цюриха это будет звучать по-особому…

– Да. И это вообще швейцарский феномен. Почему-то очень многие русские мечтатели и революционеры строили свои планы переустройства мира именно в буржуазной благополучной Швейцарии. Ругали ее за буржуазность, за сытость. Но приезжали жить именно сюда.

– Вы сейчас так востребованы в Европе, что хочется ревниво спросить: а когда в Россию? На гастроли или на постановку?

– Весной мы приедем в Москву в рамках дней культуры Латвии. Наши гастроли довольно трудно и дорого организовать: много декораций, перевозки, самолеты. Это не то, что взял чемоданчик и полетел. Что касается постановок в России, то у нас есть договоренность с Театром наций, с Евгением Мироновым, что я поставлю спектакль с московскими актерами.

– Уже известно, что будете ставить? Будет ли сам Миронов участвовать в вашем спектакле?

– Я надеюсь, что он будет участвовать. Название тоже уже определено, но Евгений пока просил его не говорить прессе.

СПРАВКА

Режиссер Алвис ХЕРМАНИС родился 27 апреля 1965 года в Риге. В 1988 году окончил театральное отделение Латвийской государственной консерватории. Снимался в кино, в частности, в фильмах «Фотография с женщиной и диким кабаном» (1987), «Осень, Чертаново…» (1988). В 1995 году возглавил в качестве главного режиссера Новый рижский театр. Самые известные постановки Херманиса – «Чайка», «Пиковая дама», «Аркадия», «Ревизор». Ставил спектакли «Город» и «По По» по произведениям Евгения Гришковца, «Shauspielfrankfurt» по скандальному роману Владимира Сорокина «Лед». В апреле 2007 года Херманис был признан «персоной года» российской Национальной театральной премии «Золотая маска». В мае 2007 года в греческих Салониках режиссер стал одним из двух лауреатов престижной театральной премии Европы «Новая театральная реальность».