Полока взялся за «Око»

Премьеры в Доме кино проходят очень необычно для современной Москвы. Здесь нет ни капли гламура, как это бывает в «Пушкинском» или в «Октябре». Нет папарацци, нет светских хроникеров, пристально изучающих спутников звезд и степень беременности медийных актрис. Тут скорее царит дух вечной политической «оттепели», если хотите, «взглядовская» атмосфера, как будто застывшая с конца 1980-х, не пафосная и совершенно естественная, очень простая и одновременно крайне важная для человеческого ума.

Режиссер Полока, известный по работе над «Республикой ШКИД» в 1960-е, рассказал, что между «ШКИДом» и нынешней лентой есть самая прямая связь. Дело в том, что 45 лет назад ему не дали сделать фильм по повести Лавренева. И эта история оказалась не менее увлекательной, чем сама картина. Молодой Полока совершил тогда, по собственному признанию, сумасшедший поступок (даже по меркам хрущевской «оттепели»): приехал в Москву, прорвался в кабинет одного из самых одиозных советских киноначальников и потребовал разрешения на съемки фильма о бывшем генерале царской армии. Генерал предстает в повести исключительно положительным героем. Несмотря на то что он постепенно переходит на службу новой власти, в произведении во всей красе показан красный террор. Из кабинета Полоку тогда выставили. При этом, как ни странно, на съемки дали добро. Но тут же удар под дых режиссер получил от собственной студии: начальство по своим соображениям решило передать работу начинавшему тогда Алексею Герману (это, кстати, была его дебютная картина), а Полоке, чтобы не взбунтовался, отдали на растерзание «Республику ШКИД».

Версия-2010 о зажиточном генерале царской армии, как и сама премьера, получилась эдаким голосом из прошлого, из той самой хрущевской «оттепели», когда можно было кое-что, но далеко не все. По большому счету, видно, что повесть «Седьмой спутник», по которой снят фильм, родом из СССР. Лавренев писал ее, идя по самому краю дозволенного, но мы-то знаем, что край дозволенного даже при Хрущеве был далек от того, что можно назвать свободным творчеством. Потому представители «старого режима» у Полоки все равно выглядят карикатурно – с карикатурными фамилиями, типажами и интонациями, хотя режиссера, который в советское время был почти в опале, сложно упрекнуть в симпатиях к рабоче-крестьянскому асфальтоукладчику.

Вот и главный герой – генерал Евгений Адамов – в самый трагический момент истории пытается найти свою правду и у тех и у других. Он пытается делить и судить людей не по принципу их принадлежности к «старому» или «новому» порядку, а по делам и поступкам. Но оказывается не понятым современниками и в итоге погибает. От рук белых, разумеется.

После премьеры на вопрос, не изменилось ли его отношение к главному герою со времен Хрущева, Геннадий Полока сказал «НИ»: «Нет, это же русская традиция: начиналось все с Пьера Безухова, потом был князь Мышкин… Такие герои вечны. Он может быть военным, как Адамов, барином, как Безухов, или нищим, как Мышкин, это не важно. Это такая христианская традиция. К сожалению, этого не понял Герман, когда схватился за эту повесть». «Да вы посмотрите на Геннадия Ивановича, – толкает меня какая-то дама. – Он и сам такой же, как его герой!»

О том, насколько правдоподобен герой, доведенный до положительного абсолюта, спорить можно бесконечно. Но ползала рыдало над генералом Адамовым в исполнении Михаила Пахоменко (исполнителя главной роли Полока нашел не сразу и за пределами столицы – в Калуге, в местном театре драмы). Не меньший интерес вызвало появление в кадре старшего брата Олега Янковского Ростислава, сыгравшего Приклонского – одного из благородных персонажей (Ростислав Иванович попал в копродукцию как белорусский актер). Ну а в роль комиссара красных удачно вписался Владимир Гостюхин.

Команду, работавшую над «Око за око», конечно, есть за что упрекнуть – за не слишком удачную актерскую игру или за обидные ляпы: когда дореволюционный паровоз прибывает на перрон, на заднем плане нелепо стоит современный пассажирский поезд, да еще и с вагоном-рестораном в центре кадра. Однако даже в этих ляпах проявляется «князь Мышкин» нашего кино: благородная идея важнее принципов и деталей. Сегодня так уже не снимают: и индустрия, и арт-хаус жмут на другие болевые точки. И, кажется, в ближайшем будущем именно этой наивности и этого стремления к настоящему, благородному человеческому идеалу нам будет сильно не хватать на большом экране.