Унисекс под вентилятором

В Берлине есть неблагополучный район – Нойнкельн. Там, как сообщает пресс-релиз спектакля, «проживает больше приезжих, нежели коренных берлинцев». «Ад на земле», посвященный проблемам Нойнкельна, был задуман не только как театр, но и как социальная терапия с воспитательным эффектом, способ адаптации и смягчения нравов. В Европе проекты такого рода весьма распространены. Участники «Ада», ничего не придумывая, основываясь на жизненном опыте, должны рассказывать «о надеждах и проблемах, которые сопутствуют взрослению». Заслушав истории «о повседневной дискриминации и желании приспособиться к жизни», постановщик из этих реалий кроит художественную действительность.

«Наслоение трудностей» у героев «Ада» специфически подростковое. Если выражаться научно, их волнует гендерная идентичность, если сказать попросту, то в период полового созревания все мысли сами знаете о чем. Госпожа Макрас, как положено европейской даме, озабочена и положением молодых женщин, которые, несмотря на расцвет феминизма, в Нойнкельне все еще неравноправны. Третий объект тревоги – «стирание границ между мужскими и женскими телесными и гендерными практиками», то есть стиль «унисекс», который царит в подростковой моде и общении. Все это, конечно, язвы немецкого общества. Но при всем понимании добрых порывов и искренности постановщика стоит порадоваться за жителей Нойнкельна: у детей и с детьми в мире бывают проблемы гораздо серьезней.

Полтора часа действия заполнены разного рода «приколами». Их совместно производят актеры труппы DorkyPark и дети всех цветов кожи и национальностей: контакт через игру хорошо формирует толерантность. Герои обитают на сцене, заставленной перегородками, душевой кабинкой, зонтом от солнца, экраном, на котором показывают документальные съемки житейского содержания, и огромным вентилятором. Последний предмет будет красиво трепать волосы героинь. Дети много говорят, монологи на немецком языке переводятся в русские титры. Мы узнаем интимные детали, например, что один мальчик в детстве ненавидел мыться. Пока он рассказывает, некая девушка расслабленно лежит на барьере с незажженной сигаретой в зубах и сдавленно бормочет. Кто-то ползет по полу, другие орут «это не имеет значения!» или «мне надоели вы все!», а потом смеются. Скромные девочки в восточных платках перемежаются с раскованными оторвами. Танец тоже есть, разумеется, уличный: поговорят о трудностях или будущей работе, а потом попляшут, подерутся или споют. После монолога о дрянном парне, который «хотел переспать с моей подругой», закружится «вальс» взрослого мужчины с девочкой, за рассказом о дряблом животе, обладание которым приносит владелице неслыханные муки, возникнет песня о маме. Это сопровождается живой музыкой: тут же на сцене играют скрипка и пианино.

По ходу действия автор все глубже погружается в политкорректность, поток сознания персонажей хлещет все сильней, брейк становится все забористей. Показав подростковую жестокость и подростковые фобии, обсудив «Роллинг стоунз», философа Лакана, Билла Клинтона и Дитера Болена, режиссер под конец впадает в иронию. Юная поросль перестает обсуждать свой секс и выдает абсурдные «ученые» выступления: то ли выпендриваются закомплексованные дети-«ботаники», то ли с пафосом разглагольствуют их неумные педагоги. И будет странный карнавал вседозволенности – мужчина надевает лифчик, парень со свистом крутит подружку в воздухе, а девица с большим бюстом смачно расталкивает им встречных и поперечных.

Таков этот спектакль, смесь телефона доверия, документального театра, молодежного телесериала и уличного представления. Пьется такой коктейль бодро: молодые артисты выкладываются сполна, заражая публику непосредственностью, исполнители брейка и вовсе молодцы. Зрительный зал при этом выступает в роли коллективного психоаналитика, которому исповедуются персонажи. Правда, «Аду» присущ отчетливый оттенок самодеятельности. Но удивляться этому не следует: культивирование «жизненности» было ключевой задачей авторов. Вы же хотите, чтобы в вашем городе не было неблагополучных районов?