Posted 20 мая 2010,, 20:00
Published 20 мая 2010,, 20:00
Modified 8 марта, 06:50
Updated 8 марта, 06:50
Актер Ефим Шифрин
– Ефим, многие эстрадники жалуются, что сейчас сатира измельчала и главное – становится меньше авторов, пишущих монологи. А как с авторами обстоит дело у вас?
– Видимо, как и у всех. Круг моих авторов не изменился за последние годы, что, конечно, меня огорчает. Не потому что я продолжаю работать с одними и теми же, кого ценю и знаю, а исключительно из-за того, что круг их не расширяется. Мне, например, очень нравится способ мышления и дерзость, с которой пришли на эстраду авторы новых телепроектов, бывшие кавээнщики, участники «Комеди клаба», но никакие обстоятельства нас пока не свели в общей работе. Иногда я с огорчением узнаю, что я для них чуть ли не рудимент, этакий камешек в оправе прошлого века. А я очень хотел бы, чтобы в мою эстрадную жизнь влились свежие силы, молодые авторы.
– Если под свежей силой вы подразумеваете комеди клаб, то это вызывает удивление. Артистов вашего поколения часто настораживает пошлость в «Комеди клабе»…
– Согласен, иногда шутки «Комеди клаба» действительно смущают. Но я себе говорю: это советский редактор в тебе сидит и мешает непринужденно относиться к молодым юмористам. Если бы мы сошлись, то я отказался бы от ряда вещей в их эстетике. И все же я не падаю в обморок ни от слов, которые они произносят, ни от тем, которые выбирают. Они – свободные! Мне, человеку, который пришел на эстраду в далеко не лучшие советские годы, очень симпатична их легкость и эта свобода.
– А ваши авторы совсем не похожи на молодых юмористов?
– Иногда мои авторы выпадают из нынешнего дня своим ретроградским отношением к происходящему. И я сержусь на них. Они взяли себе за правило ворчать, гордиться тем, что не знают, как набрать эсэмэску, важничать от того, что обходятся без компьютера… Я не уговариваю их сесть за компьютер и писать на «олбанском» языке, но, ограничивая себя выбранными предпочтениями, они вычленяют себя из новой картины мира, из сегодняшней жизни.
– Раз уж зашла речь о компьютере, давайте поговорим о вашем интернет-дневнике. Зачем вам ЖЖ?
– Трудно сказать. А писатели для чего пишут? Для чего у художника появляется зуд – взять кисть в руку? Почему композитор не может обходиться тем, что сочинит какую-нибудь замечательную мелодию и сам ее будет слушать? Это какой-то феномен, который проще объяснять философам, антропологам или социологам… А я же только могу признаться, что мне это нужно, что я не могу без этого также, как я не могу без сцены. У швейцарского поэта Блэза Сандрара есть на эту тему очень короткое стихотворение, по-моему, самое короткое стихотворение в мире, которое состоит из названия и одной строки. Стихотворение называется: «Почему я пишу?» А текст стихотворения: «Потому…»
– По-моему, вы ушли от вопроса. Вы ведь как-то объясняете себе цель, из-за которой каждый день включаете компьютер и обращаетесь к многотысячной аудитории?
– А как это объяснить?.. Думаю, это и социальная, и эзотерическая штука. Почему человек садится в купе поезда и через 15 минут начинает рассказывать совершенно незнакомому человеку то, о чем не знает ни жена, ни подруга, ни мама? В чем это феноменальное свойство человеческой натуры? Как его объяснить? Непонятно. Это какая-то загадочная штука, которая упирается в гоголевское «чем-то означить свое существование». Но чем – понятно, а для чего – непонятно. Точнее, нет общего ответа. Я, например, думаю, что человек боится пропасть бесследно и поэтому любит «фиксировать» свое пребывание на Земле. Хорошо узнавать свои черты в детях и внуках, знать, что после тебя останется дом, посаженное дерево, написанная книга. Но для чего все это? Ведь глупо же объяснять это тщеславием. Просто человек не хочет уйти в никуда.
– И в тех же дневниковых записях человек старается внести порядок в окружающий нас хаос. Но почему тогда в своей новой книге, которая строится по принципу дневника, вы описываете события и годы не в хронологическом порядке?
– Я бы хотел перемешать не только годы, но и столетия, однако на мою жизнь выпал лишь кусочек одного века и совсем маленький кусочек другого. Построение книжки – это заслуга не моя, а редакторов, которые над ней работали. Они увидели во всем массиве текста то, что я в нем заметил не сразу. Это – соотнесенности и параллели. Например, есть места, в которых мне приходилось бывать подолгу и не один раз – Америка или Израиль, но, несмотря на то что эти гастроли разделяют десятилетия, они соотнесены по какой-то внутренней мелодии. Я уж не говорю про то, что, взрослея, на одни и те же вещи смотришь по-другому. И из-за этой смены углов зрения получилась почти движущаяся картинка. Я даже успел заметить, что за время, разделяющее приезды в ту или другую страну, даже слог дневника менялся. Раньше я был чуть спонтаннее, чуть открытей, чуть доверчивей по отношению к гипотетическим читателям дневника. Сейчас, конечно, все пуговички, которые были не застегнуты лет десять тому назад, я предусмотрительно застегнул.
– Получается, что теперь вы не хотите быть объектом чужого внимания?
– Судя по книжке, я вроде и не хочу пускать к себе посторонних, всеми силами сопротивляюсь чужому любопытству, а вместе с тем нуждаюсь в нем. Моя жизнь, по общему мнению, да и мне самому в какие-то минуты, кажется успешной и сложившейся. А на самом деле сколько неровностей было на этой дороге! Я постоянно метался. И мне кажется, что эта книга – хороший урок для тех, кто хочет «ткнуться» в актерскую профессию. Надо идти и не бояться набить себе синяки. Единственный способ достичь чего-то путного в жизни – это быть недовольным собой. Надо уметь не считать каждый свой шаг победой.
– Разве сомнения не мешают актеру на сцене?
– Переступив порог сцены, с сомнениями надо расстаться. Но все, что предшествует появлению перед зрителями, должно быть опутано и повязано сомнениями. Я не знаю никакого мало-мальски хорошего результата в искусстве, когда все само собой сложилось или пригрезилось, а ты быстренько зафиксировал. Я люблю приводить этот пример. Только прошу не проводить аналогию со мной. Потому что это про черновики Пушкина. Про его знаменитую строку из «Медного всадника»: «На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн…» Я когда-то в подростковом возрасте увидел документальный фильм, в котором было кинематографически показано, как рождались эти строки. Это были такие черновики, что трудно себе представить! Зачеркнуто было каждое второе слово! Потом зачеркивалась вся строка. Пушкин шел от одного идеального варианта к еще более безупречному. А нам, читателям, кажется, что само собой написалось. «Музыкой навеяло». Но почему-то этот пример меня всегда вдохновляет на сомнения и оправдывает мои колебания. Раз у великих все так непросто, то что уж говорить о нас, обычных людях.
– А вы и свои посты для ЖЖ тоже сначала в черновике пишете?
– Это совсем другой жанр! Пост – это миниатюра, на него не уходит столько здоровья и всяких терзаний. Это почти журналистика. Но я часто возвращаюсь и правлю свои тексты, потому что непоставленная запятая или неудачный стилистический оборот, а уж тем более ошибка запросто могут лишить меня сна. Я уж не говорю про факты. Если они неверны, я просто удаляю пост. Но черновики я не пишу, я пишу сразу в блог. Ведь сиюминутное настроение, с которым ты печатаешь каждый пост, очень остро чувствуется читателями. А литература, в полном смысле этого слова, в ЖЖ не нужна. Хотя иногда я там размещаю фрагменты своих путевых дневников. Людям, которые заявляют о своей независимости от читателя и уверяют, что пишут для себя, я не верю ни на йоту. Потому что человек не может существовать без внимания социума, читателей, к которым он обращается. Я же не жду от читателей: «Ах, браво-браво…» Но если проводить аналогию со сценой, то даже в страшном сне не хочется представлять этот ужас – зал без зрителей.
– А у вас такое когда-нибудь было?!
– Только в страшном сне.
– Вы ведь рассчитываете, что ваши книги и дневники однажды прочитают потомки?
– Это вопрос художнического тщеславия. Мне вполне довольно того, что я обращаюсь к этому залу, который у меня вот в эту минуту перед глазами. Я актер с маленьким кинематографическим опытом и не думаю, что какую-то пленку когда-то возьмут с пыльной полки и начнут пересматривать. Как человек, который большую часть жизни провел все-таки на эстрадных подмостках, мне важно то, что происходит сейчас, в эту минуту.
– Не только на эстрадных, но и на театральных подмостках вы провели немало времени…
– Театр в моей жизни никогда не повторял никаких моих эстрадных открытий и шагов. Никогда я не «тащил» в театр приобретенное на эстраде. Я много работал с Виктюком: я окончил у него курс, играл у него в студенческом театре, потом в Вахтанговском, потом в его собственном. Я работал с Мирзоевым и с Козаковым. Но никто вам не пожалуется, что я грешил там эстрадными приемчиками. Я забывал про эстрадный язык, как только со мной заговаривали на языке драматического театра. В то же время ни один монолог своих театральных персонажей я никогда не рискнул бы вывести на эстраду. Но если бы меня спросили, в каком театре я бы хотел работать, то, я думаю, что в Москве пока такой единственный театр из мне известных – это «Мастерская Петра Фоменко». В этом театральном пространстве я хотел бы жить, быть, делить студийные заботы, иметь счастье репетировать. Из того, что я видел, мне кажется, это ближе всего к моей мечте о театре.
– Вы чувствуете в себе гармонию, несмотря на то что у вас столько разных ипостасей?
– Со стороны это кажется разными ипостасями, а я просто что-то рассказываю о себе, стараясь делать это на разных языках, чтоб не смешивать французский с нижегородским. Если во мне есть желание поделиться словами, я пишу, если есть желание поделиться образами, я окунаюсь с головой в театральную пучину, если у меня есть желание кого-то рассмешить, я это сделаю на эстраде. Если мне надо что-то побороть в себе или «кинуться в прорубь», то я с радостью откликаюсь на самые неожиданные предложения, вроде того, что мне предложил Первый канал в проекте «Цирк со звездами». Но для меня-то это никакие не разные ипостаси. Это способ «проклюнуться» из самого себя, из того яйца, в котором пребывает моя душа. Я просто в разных местах проламываю эту скорлупу.