Posted 20 мая 2009,, 20:00
Published 20 мая 2009,, 20:00
Modified 8 марта, 07:34
Updated 8 марта, 07:34
Директор «Ленкома» Марк Варшавер:
– Марк Борисович, надо полагать, что резких изменений в репертуаре театра не произойдет, поскольку Марк Захаров еще в декабре стал готовить дублеров на роли Янковского?
– Каждый ввод был согласован с Олегом Ивановичем. Мало того, и сам артист старался помогать тем, кто вводился. Больше того скажу, Марк Анатольевич ездил к нему в больницу и согласовывал все эти вводы. И Олег Иванович живо интересовался, как проходит эта работа, что удается актерам, какие успехи. Поэтому здесь все морально-этические проблемы были соблюдены… Театр – живой организм. И если артист уходит из жизни, нужно продолжать играть спектакли. Так было всегда в русском репертуарном театре. К счастью, в «Ленкоме» здравствует много актеров, которые с нами, они надеются что-то сыграть, хотят доказать себе и кому-то, что могут это сделать. У Марка Анатольевича есть планы. И я надеюсь, они будут осуществляться так, как он задумал. А 22 мая (в день похорон. – «НИ»), конечно, спектакля не будет. Мы постараемся, чтобы это был день памяти нашего, не побоюсь этого слова, великого артиста. Янковский – настоящая история, это эпоха. В этом сезоне 35 лет, как он работает в «Ленкоме».
– Последним спектаклем для Янковского на вашей сцене стала «Женитьба». Он ведь играл и при болезни?
– Да, он сыграл три спектакля, уже будучи больным. Во время последнего спектакля (10 апреля. – «НИ») ему стало плохо. И несмотря на все, он доиграл. А потом посидел минут двадцать в гримерной и поехал домой.
– Он очень держался последние дни. Марк Захаров вспоминает, как Олег Иванович «обманывал всех своим веселым голосом»…
– С конца ноября он очень старался, чтобы никто не заметил его боли. Чтобы никто не видел его страданий. Он пытался «обманывать» и даже своих близких.
– В театр пытались проникнуть люди из таблоидов, чтобы получить некий «эксклюзив», поспекулировать на болезни артиста?
– Намного меньше, чем это было с Абдуловым. Там папарацци дежурили около больницы, поднимались на кранах, снимали из окна. Это было просто безобразное отношение к больному человеку. И пестрили бестактными публикациями все желтые страницы. В случае с Янковским все было намного скромнее. Возможно, потому, что мы, зная на опыте Александра Гавриловича, не пускали никакую информацию. Хотя, честно говоря, мы уже в январе знали, какая ситуация на самом деле. Об этом нам говорили врачи – светила, московские академики, которые были рядом с Янковским.
– То есть надежды на чудо не было?
– Да, к сожалению.
– И Олег Иванович это знал?
– Нет. Вот я думаю, что не знал. Мы всячески старались ограждать его супругу от этой информации и от прессы, которая могла задать ей неуместный вопрос. Я, например, разговаривал с ним как с человеком, который продолжает успешно работать в театре. Мол, «Олег Иванович, хватит дурачиться. Давайте, приходите – играйте. Чего это вы там симулируете?» Ну как бы шуткой отвлечь его от тягостных мыслей. Хотя я понимал всю серьезность болезни. И несмотря на все, он поднимался, вставал, приходил – сыграл два спектакля. На третьем он надломился. Наверное, болезнь взяла верх, и он не смог уже держаться.
– Говорят, несмотря на это, он не заявлял о своем уходе...
– Конечно. И интересовался: «Когда следующий спектакль?» – «Олег Иванович, десятого числа». – «Давайте не будем загадывать, но как получится». Я помню, еще недавно он приходил в этот кабинет. Всегда с трубкой, всегда пытался шутить, но по-доброму, что очень важно, ведь есть артисты, которые самоутверждаются в своем юморе. У Янковского всегда были четкие морально-этические взгляды на любую проблему, что тоже важно. И главное – меня всегда удивляла та порядочность, с которой он общается с товарищами. Он не умел говорить о людях плохо.