Счастливые дни

Так сложилось, что городом, который Балабанов, уроженец Свердловска, объездивший весь мир, выбрал для себя сам, стал Петербург – один из главных героев его кино. Балабановские чтения, организованные при поддержке журнала «Сеанс» и компании «СТВ», созданной в Петербурге Алексеем Балабановым и его добрым другом, сначала перспективным режиссером, а ныне известным продюсером Сергеем Сельяновым, получились более ориентированными на Северную столицу: здесь прошла экскурсия по Васильевскому острову, где Балабанов жил, в непарадной атмосфере которого снимал «Счастливые дни», «Брата», «Про уродов и людей», «Мне не больно», в Петербурге прошла ретроспектива «Балабанов. Перекрестки», в рамках которой показали восстановленную под строгим присмотром оператора Вадима Юсова версию «Андрея Рублева» (любимейшего фильма Балабанова), «За стеклом» Агусти Вильяронга – испанский «Груз 200», и «Голод» Хеннинга Карлсена по роману Кнута Гамсуна, фильм, повлиявший на полнометражную дебютную работу Балабанова – «Счастливые дни». В Москве показали лишь эту ленту – такой, какой видел ее Балабанов, учась на Высших курсах сценаристов и режиссеров – с пленки, со старыми субтитрами.

Программа конференции, которая в субботу прошла в Петербурге на Новой сцене Александринского театра, а в воскресенье – в Электротеатре «Станиславский» в Москве, также была различной.

В Москве своими размышлениями о фильмах и режиссерской судьбе Балабанова поделились кинокритики Антон Долин, Алексей Медведев и Андрей Плахов, журналисты Алена Солнцева и Юрий Сапрыкин, а также биограф режиссера Мария Кувшинова, которая вместе с Сергеем Сельяновым и Надеждой Васильевой, вдовой режиссера, представила переиздание своей книги «Балабанов». Предубеждение о том, что Балабанов – «наш» режиссер в самом узком значении слова, развеяли итальянский филолог-русист Маргерита де Микель, испанский писатель Хесус Паласиос и аспирантка Университета Техаса Колин Монтгомери, которые, впрочем, сошлись в том, что кинематограф Балабанова сложно переводим как в буквальном, так и в культурном смысле – но не становится от этого менее интересным зарубежному зрителю, а Беккет и Кафка в его интерпретации приобретают дополнительные смыслы и становятся русскими.

Алексей Балабанов ушел из жизни два года назад, 18 мая 2013 года. Рана утраты еще не зажила. Потому конференция, предполагающая академический формат, получилась, скорее, мемориальной и дружеской. Открыла ее Надежда Васильева, которая рассказала о том, как удивится мама режиссера, Инга Александровна, тому, что об Алеше читают доклады: ведь она думала, что ее сын какой-то неправильный, потому что не ходит на работу с девяти на пяти, и не знала, что он такой талантливый.

«Алеша» – именно это имя чаще всего звучало на чтениях. Так называл себя режиссер, так, по воспоминаниям Андрея Плахова, он оставлял автографы поклонникам. Когда Плахов написал книгу «Режиссеры настоящего» с Балабановым на обложке, он очень радовался и говорил: «Вот, про меня книжку написали», хотя ему была посвящена лишь часть. Он был непосредственным, но не лишенным режиссерского честолюбия, мог поддержать серьезную беседу о гипертексте и метафорах в своем творчестве, потому что был человеком очень начитанным, но чаще любил на каверзные вопросы ответить «Просто я родину люблю», оставив в недоумении и ярых националистов, и либералов. «Проклятый поэт» – так называет Балабанова Андрей Плахов, обращая внимание на то, что при жизни ему не было места ни в одном сообществе, исключая, пожалуй, рок-тусовку, но Балабанов был шире ее.

«При жизни» – фраза не случайная. На то, как воспринимался раньше фильм «Брат 2», народный боевик, который сейчас – шутка ли – стал чуть ли не готовым шаблоном нового «русского мира», развязавшего войну, обратил внимание Юрий Сапрыкин. Тогда, в начале двухтысячных, нынешние ура-патриоты, которые изъясняются словами «укры» и «майдауны», невзлюбили второго «Брата» именно за то, что он якобы подрывает священное братство двух народов – российского и украинского. Это еще раз говорит об удивительной многогранности кино Балабанова, которого на свою сторону пытаются «перетянуть» абсолютно все – от эстетов и филологов до бандитов и «простого народа».

По предположению Антона Долина, который прочел во многом недо-

оцененный фильм «Жмурки» как гипертекст, народ в своем кино Балабанов явил нам в герое Александра Баширова, которому на протяжении фильма слова не дают сказать, поскольку рот завязан, и в итоге убивают, и то – случайно.

Что подумал бы обо всем сказанном на чтениях сам Балабанов? Просто улыбнулся бы, не став спорить или доказывать свою правоту, оставив публику в вечных размышлениях о том, кто же он такой. «Да кто чего видит в сценарии, тем более, когда ты его пишешь для себя? Я для себя пишу», – говорил Балабанов, и он один из немногих, кому в этом веришь безоглядно. Отчасти из-за того, что ему судьбой был сделан самый ценный подарок – встреча с Сергеем Сельяновым, продюсером всех его фильмов, без которого Балабанов не делал ничего. Как рассказала Мария Кувшинова, на съемки одной из новелл для альманаха «Прибытие поезда» к 100-летию кинематографа в 1995 году продюсеры пригласили молодого талантливого режиссера Сельянова – не Балабанова, а именно Сельянова – но тот уступил место другу, и следующим его фильмом стал уже «Брат».

Сейчас Сельянов занимается оцифровкой фильмов Балабанова и выкупом прав у Свердловской киностудии на ранние опыты режиссера. А чтения названы первыми – с надеждой на то, что будут и вторые, и третьи, и, может быть, они превратятся в целую киноведческую конференцию.