Приключения пространства

В кулуарах фестиваля «Европа – театру» многие вздыхали, что по справедливости премию надо было давать тандему Андрей Могучий – Александр Шишкин, но регламент не позволяет («Золотую маску» и премию Станиславского, отметим, получили оба). Диктат свободного вдохновения Могучего обретает поддержку в высочайшем профессионализме Шишкина, сценографа-режиссера, к которому уже примерили эпитет «гениальный», не форсируя при этом связок. Недаром же главным героем спектаклей «Иваны» по Гоголю, «Изотова» по Дурненкову было именно сценографическое пространство – его превращения, пульсация, где приключения предметов становились не менее важными, чем сюжет пьесы и история персонажей.

К новой постановке «Счастье» можно предъявлять целый ряд вполне обоснованных претензий – прежде всего к драматургической инсценировке Могучего и Константина Филиппова, написанной на редкость шершавым языком. Можно морщиться от сочетания сентиментальной патетики и сленга (раньше, общаясь с детьми, начинали фальшиво сюсюкать, теперь также фальшиво подделываются под якобы молодежный жаргон: «круто!», «зажигаем!», «отпад!»). Можно вздыхать от уровня стихотворных рифм в многочисленных песенных ариях. Можно заступиться за Метерлинка и сетовать на резкое уплощение его истории, которая свелась к рассказу о маленькой девочке, которая не хотела, чтобы у нее родился маленький братик, а потом осознала, что «самоотверженная любовь – это главное в жизни». Но странным образом все недочеты и погрешности вкуса, все проседания ритма и пробуксовки смысла не отвлекают от главного – от неожиданности и в декорациях, и во всех сценических трюках. Театральный сюжет фантастической игры с самими возможностями сцены оказывается куда живее и интереснее, чем собственно история поисков синей птицы. И пожалуй, искушенные театралы (в этот раз – фестивальные зрители со всей Европы) получают на спектакле даже больше удовольствия от тысячи профессиональных хитростей, чем непосредственный маленький зритель, свыкшийся с киночудесами и 3D-форматом.

Поднимается и опускается вместе с живым оркестром пространство авансцены. Летает на лонже Кошка, бросившаяся в погоню за синей птицей-душой. Танцуют скелеты. Ходули и толщинки меняют пропорции и объемы фигур, превращая действующих лиц в персонажей комиксов или мультфильмов. Шагают огромные куклы-вездеходы. Летают стаи красных птиц, оживают картонные фигуры, за огромными окнами разворачиваются городские улицы со спешащей машиной «Скорой помощи» (видеопроекции в спектакле использованы на всю катушку).

Исполнители, занятые в «Счастье», «первые сюжеты» Александринского театра –Янина Лакоба (Митиль), Павел Юринов (Тильтиль), Сергей Паршин (Папа), Николай Мартон (Дед), Виталий Коваленко (Тобик), Семен Сытник (Время), Виктория Воробьева (фрекен Свет и Царица Ночь) – практически не узнаваемы: накладные носы, маски, очки, ходули, толщинки, разрисованные лица, головы из папье-маше… Целый букет народных и заслуженных артисток играет умерших бабушек, прабабушек, прапрабабушек юных героев. Они лихо разъезжают на инвалидных колясках с колокольчиками и звенят дразнящим смехом: смерти нет. Народные и заслуженные артисты выходят в веренице душ вещей – огня, воды, телефона, дверного замка. Эти степенные старцы-слепцы в темных очках с тросточками (точно шагнувшие в Александринку из «Орестеи» Штайна) разгуливают по зрительному залу, комментируют действие и объявляют антракты. В скобках отметим, что такому уровню самоотверженности и дисциплины в труппе, когда на «кушать подано» выходит первачи, можно только позавидовать!

«Счастье» Андрея Могучего и Александра Шишкина продолжает линию «детского спектакля большой формы», которая постепенно входит в моду. В МХТ идет «Конек-горбунок» в роскошном оформлении Зиновия Марголина. В «Мастерской Петра Фоменко» завораживают видеопроекции, созданные артелью художников во главе с режиссером Иваном Поповски. И в том, и в другом, и в третьем случаях детский спектакль становится полигоном новых средств театральной выразительности. В конце концов, недаром Станиславский в свою «Синюю птицу» вложил столько изобретательности, выдумки, технических трюков и чудес машинерии, сколько и не снилось его «взрослым» спектаклям, и именно магия постановочной фантазии обеспечила и успех, и беспрецедентно долгую жизнь мхатовского спектакля по сказке Метерлинка.