Актер Армен Джигарханян:

– Армен Борисович, сейчас очень много руководителей театра выражают беспокойство в связи с кризисом. Как кризис отражается на театре Армена Джигарханяна?

– Давайте сначала немного арифметики. Просто для наглядности. Государство нам выделяет в бюджет театра полтора миллиона рублей на год. Чтобы наш театр жил нормально: требования афиши, вопрос занятости артистов и так далее – нам надо выпускать в год примерно четыре спектакля. Недавно худсовет нашего театра снял с репертуара три спектакля. И это нормально. Афиша должна обновляться. И отсюда цифра – четыре премьеры в год. А каждый готовящийся спектакль, по самому скромному счету, – если на сцене будут два стула и какой-нибудь коврик, – стоит примерно миллион рублей. Я называю самые скромные расценки. Вот и считайте. Я не жалуюсь, поймите! Я просто вам в цифрах показываю условия, в которые театр поставлен. Русский театр – это крепостной театр; крепостному театру нужен хозяин, который кормит своих артистов. И русский театр должно кормить государство. А сейчас у государства много других и более важных проблем. Безработица, дороги, останавливающиеся предприятия, разваливающееся сельское хозяйство и так далее. И вот тогда для руководителя театра начинаются «хождения по мукам». Мы прячем в карман свою гордость и начинаем ходить по кабинетам, унижаться. Мне недавно в одном таком кабинете начальник сказал примерно следующее: «Вот вы все: театр и театр! А я тут по телевизору КВН смотрел, очень смешной. Это искусство – для народа!» Ему нужен КВН. И он уверен, что театр народу не нужен. А я уверен, что наоборот: чем тяжелее времена, тем нужнее людям театр. А сейчас нравственность в обществе падает. Бедный человек думает о своем желудке, и насчет нравственности он в не очень хорошей форме. Культура в наше время находится в тяжелом состоянии. Во что это все выльется – не знаю. Конечно, есть добрые люди, есть понимающие люди. Кто-то просто сочувствует: ой, как вам тяжело. А кто-то помогает. К счастью, у нашего театра есть друзья. И они нам очень много помогают. Театр не может все время бороться за выживание. Он должен жить, работать, выпускать спектакли. Искусство – процесс неостанавливаемый. Недаром же Бодлер сказал: «Вдохновение рождается от ежедневного труда».

– Что вас сегодня тревожит, я понимаю. А что вас радует в сегодняшнем театре?

– О театре нельзя рассказывать. Мой учитель Армен Карапетович Гулакян часто повторял: театр надо смотреть. Не говорить о нем – на это все мастера – а смотреть. Театр – очень грубое учреждение. Я люблю площадной театр, я люблю сильный театр. Как опять же говорил мой учитель, мы должны научить заниматься любовью – вот что должен делать театр! Мне очень повезло в жизни, что я не смог поступить в ГИТИС (не взяли из-за сильного акцента) и вернулся в Ереван, поступил в Ереванский театральный институт на курс к профессору Гулакяну. Это был великий учитель! Настоящий профессор во всех отношениях. В адскую ереванскую жару он всегда был в крахмальном воротнике, манжетах, строгом костюме. Он клал часы на стол, тоже всегда покрытый чистой скатертью, и начиналась репетиция. Никакой раскачки, никакой расхлябанности. Это были адские часы по напряжению. Но только так можно готовить актера. Человеку, который никогда не играл на сцене, все равно не объяснить чувства актера. Как не объяснить, что такое любовь человеку, который никогда не любил. Я пожилой человек и занимаюсь такими несерьезными вещами… Но на площадке мне все равно, что обо мне подумают. Я не боюсь быть смешным, потому что я всегда знал про себя, что я – клоун. И профессия актера – несерьезная, клоунская профессия.

– В вашем репертуаре за полвека скопилось больше трехсот сыгранных ролей… Есть роли, которых вы стыдитесь?

– Конечно. Но называть их не буду. Их тоже надо было пройти, прожить.

– А вам никогда не хотелось «сбросить эту ношу», уйти из театра?

– Никогда. Театр – главное в моей жизни. У меня нет хобби. Я не рисую, не собираю марки. У меня восемнадцать лет жил кот Фил. Но сейчас он умер. И я не могу взять другого кота. Театр – это моя профессия, мое хобби, моя жизнь. Наверное, можно устать и от жизни, но пока я не устал. Я понимаю, что мне 74-й год. Но очень часто я «забываю» возраст и чувствую себя молодым. Как-то мне объяснили, что это профессиональное: у актера нет возраста.