Возвращение с приданым

В названии этой выставки уже заложена интрига: в 1962 году прилюдно и под объективами фото- и кинокамер Никита Хрущев разгромил в Манеже выставку нового, «оттепельного» искусства. Больше всех тогда досталось скульптору Эрнсту Неизвестному, который посмел возражать главе государства. История эта описывалась и обыгрывалась уже десятки раз. И вот к 90-летию мастера, живущего в Америке, должен произойти его триумфальный come back. В том же Центральном Манеже, те же скульптуры, ставшие классикой ХХ века, звучное имя, теперь известное всему миру. Вот тогда все бы поняли, что Хрущев, если перефразировать известный анекдот, – это всего лишь «политический деятель времен Неизвестного». Однако проект пошел в какую-то другую сторону и превратился в полную противоположность: если не знать, что перед нами великий художник, не знать всего его жизненного пути, можно подумать, что американские дилеры (в главных организаторах выступает американский друг и собиратель Неизвестного) решили «раскрутить» своего подопечного, который, страшно сказать, дико похож на Зураба Церетели.

Правду сказать, противоречивость и недостаток художественного материала в манежных залах с лихвой компенсированы материалом виртуальным. Здесь много плакатов с историческими фактами, много цитат из воспоминаний Неизвестного и, наконец, много фотоизображений. Огромные постеры под пять метров вышиной показывают монументы, установленные в разных городах страны. Особенно запоминается памятник шахтерам Кузбасса: многометровая фигура шахтера, где в груди (в проеме на уровне сердца) горит вечный огонь. Где-то такая подмена щитами с репродукциями работает неплохо, но в каких-то местах с треском проваливается: например, попытка воссоздать масштабное «Древо жизни» чисто фотографическими средствами привела к тому, что в центре зала стоит стеклянный куб, обклеенный снимками с грудой металлолома.

Немало вопросов и к живописи мастера. Никто не спорит, что картины легче транспортировать, нежели тонны бронзы. Кое-какие полотна могли бы отлично сойти комментариями к скульптурным образам. Но такое настойчивое обилие холста и масла, какое вывалено на просторах Манежа, создает прямо противоположный эффект: как ни крути, Неизвестный – далеко не лучший живописец, он отлично чувствует пластику, но не чувствует свет, цвет, двухмерное пространство холста. Его полотна – это нечто среднее между академическим рисованием натурщиков, фантазиями Сальвадора Дали и надрывными всплесками немецкого экспрессионизма (кто-то увидит, конечно, влияние Мунка). Хотя сам автор неоднократно подчеркивал свою глубинную связь с русским авангардом, устроители экспозиции его словно не слышат, отчаянно пытаясь вписать Неизвестного в богатые интерьеры.

Последней каплей, убивающей благую затею, является попутная презентация произведений из собрания Russian World Gallery. Никто не спорит – и Олег Целков, и Хамдамов, и приснопамятный Зверев – художники, которых надо коллекционировать и показывать. Но когда в одну кучку сваливаются скульптуры Неизвестного, произведения нонконформистов и бесчисленные полуабстракции Олега Ланга (к последнему наш галерист особенно неравнодушен) без каких-либо объяснений, получается антикварная лавка на новый лад. Для тех, кто «не потянет» эрнстовского «Орфея», в Манеже припасен материал полегче и подешевле.