Сны Надежды

Казалось бы, сравнения неизбежны, ведь невозможно забыть Доронину и Тенякову, Евстигнеева и Жарова, Куравлева и Басилашвили, Пилявскую и Чурикову… Перед артистами «Табакерки» был великий соблазн скатиться в пересказ сюжета, повторить интонации известных ролей. Однако с первых минут спектакля стало ясно, что пересказа не будет. Буквально каждая сцена идет вразрез с кинообразцом. Причем настолько, что под занавес понимаешь: режиссер Александр Марин со своей актерской командой заново открыл произведение Володина…

У всех героев пьесы есть объединяющая черта – они искренни, наивны и непосредственны. Две сестры, как известно, в войну потеряли родителей и живут под опекой своего родного дяди Мити. Старшая (Алена Лаптева) работает учетчицей, младшая (Яна Сексте) оканчивает школу и готовится к экзаменам в театральный вуз. Как сложились их судьбы, казалось бы, хорошо известно по фильму. Но Александр Марин нарочно обманул ожидания зрителей и… сделал двойной финал. В киноленте старшая сестра Надежда (в исполнении Дорониной) становилась великой актрисой. Этот финал Володин вынужден был дописать под давлением цензуры, которая нашла пьесу пессимистичной, поскольку «все мечты советской девушки должны непременно сбываться».

Сбываются они и в спектакле. Надежда действительно становится королевой сцены: ей преподносят цветы, просят об интервью, дядя Митя ходит у нее в секретарях. Режиссер назвал этот финал «счастливым сном». Но есть и еще один сон – «кошмарный», в котором Надежду не пускают на сцену. Никакой великой актрисой она не становится, а вся жизнь рушится, как иллюзия. В комнате исчезает мебель, тускнеет свет и даже лампочка, висящая под потолком, ускользает из рук, как ни пытайся схватить ее за шнур. В этот момент три стены постепенно надвигаются на героиню, выталкивая ее к авансцене – все ближе и ближе к зрительному залу. На театральном языке он именуется четвертой стеной, то есть еще немного – и Надежда вновь окажется лицом к лицу с реальной жизнью, полной трагизма и несбывшихся надежд. Она снова будет жертвовать собой ради младшей сестры, снова будет учиться, недосыпать, подрабатывать и снова сломает сестре личную жизнь, выгнав ее жениха Кирилла. Неудивительно, что ее финальный возглас: «Ну что же мне делать? Что мне делать?» – звучит так же философски, как финальная фраза из чеховских «Трех сестер»: «Если бы знать…»

В советской драматургии на всех этапах ее развития требовалось, чтобы герой менялся, перебарывал душевные порывы, учился, повышал производительность труда. Пьеса Володина под эту матрицу, разумеется, прекрасно подходит. Только артисты «Табакерки» весь этот советский пафос повернули в ироничное русло. Не случайно некоторые фрагменты спектакля напоминают остроумный капустник. Взять хотя бы монолог Надежды о коммунизме или ее разговоры с сестрой о счастливом будущем Советской страны. С замечательным чувством юмора сыграна ее встреча с подругами в общежитии или жизнь вездесущих и всезнающих соседей по коммунальной квартире. Отдельная глава – вступительные экзамены в театральный вуз. У парня, читающего монолог Чацкого, один из экзаменаторов спросит: «А вы откуда?» На что парень (Вячеслав Чепурченко) под общий хохот зала ответит: «Я из Саратова». В пьесе этой фразы, разумеется, не вычитаешь, но на сцене «Табакерки» она звучит с особым контекстом, поскольку целый ряд артистов и сам Табаков родом из Саратова.

Участники спектакля так или иначе заигрывают с залом. Да и начинается постановка немного непривычно: пока в маленьком зале «Табакерки» зрители занимают свои места, на сцене вовсю идут приготовления к спектаклю. Артисты передвигают декорации, раскладывают реквизит, а затем один из них достает мобильник и начинает фотографировать: «А ну-ка, станьте, я на фоне зрителей вас щелкну». Пока не погас свет, можно легко пообщаться. Кажется, что здесь все свои. Именно такого эффекта и добивался Александр Марин. На премьере, увидев в числе зрителей Аллу Покровскую, один из артистов обратился к ней со сцены: «Алла Борисовна, вы телефон не забыли отключить? А то знаете, как это часто бывает: думаешь, что телефон отключил, а оказывается, это было на прошлом спектакле». В такой легкой атмосфере начинается спектакль «Сестра Надежда», причем эта манера заигрывания с залом сохраняется почти до самого финала. Есть она и в самых драматичных сценах. Например, когда Надежда, разочаровавшись в своей нескладной жизни, вновь прибегает в театральный институт и со слезами на глазах обращается к экзаменационной комиссии («я к вам поступала в прошлом году, вы меня помните?») или выбирает себе в качестве партнера одного из зрителей. И, заливаясь слезами, именно ему изливает душу, просит послушать ее монолог и… не судить строго.