Posted 19 ноября 2009,, 21:00
Published 19 ноября 2009,, 21:00
Modified 8 марта, 02:23
Updated 8 марта, 02:23
Виктор Мережко
– Виктор Иванович, вас невозможно застать в Москве. Сейчас, как я понимаю, вы работаете в Петербурге?
– Недавно я завершил там съемки сериала о Соньке Золотой ручке. Называется «Сонька. Продолжение легенды». Теперь мы озвучиваем картину. Когда руководство телеканала посмотрело отснятый материал, было решено, что должна появиться и третья часть – «Сонька. Конец легенды». Так что с Петербургом я связан надолго.
– Есть Петербург Достоевского, Петербург Ахматовой, Андрея Белого. А каков Петербург – ваш?
– Он для меня, во-первых, абсолютно светский. И коль моя героиня вращается среди богатых людей, то я показал этот город в роскоши – интерьеры, автомобили, кареты, парки, каналы. А во-вторых, Петербург я ощущаю как город мистический и в чем-то трагический. Раньше я его не любил. Тяжелая энергетика, свинцовое небо, частые ветры, налетающие штормы, совершенно непредсказуемые дожди. Есть знаменитый портрет – Ленин на набережной Невы. Он идет, сопротивляясь ветру. И все питерцы ходят, как Ленин, закутавшись в одежду. Все сплошные Ленины. Но тем не менее город несет какую-то особую энергетику, которая положительно влияет на судьбы людей. Я почувствовал это только сейчас, когда четыре года прожил в Питере. И в этом смысле город мне очень интересен. Москва перемалывает всех, в Москву едут делать карьеру, а в Питер едут исповедаться… Моему сыну Ивану 27 лет. Он уже пять картин снял как художник-постановщик. Но в Петербурге сказал: «Отец, я хочу тут жить». И он уже пятый год в Москве не появляется. У него тут своя квартира на Васильевском острове. Он полюбил этот город навсегда.
– Такие случаи нередки. Светлана Крючкова, например, в свое время оставила МХАТ…
– А Басилашвили! Он ведь коренной москвич… Моей дочке Маше тоже нравится Петербург, но она осталась в столице: кто-то ведь должен вести хозяйство.
– Вы не первый год возглавляете кинофестиваль СНГ и Балтии «Киношок»: на ваш взгляд, республики бывшего СССР становятся ближе или, напротив, все дальше друг от друга?
– Как ни странно может показаться, но мы становимся ближе. Дело в том, что политики растаскивают наши страны. А вот простые люди и особенно люди искусства чувствуют, что нам необходимо держаться вместе. Вначале все разбегались, потому что почувствовали запах свободы. А потом выяснилось: ну не нужен киргизский фильм американцу или французу. Для Запада Киргизия с ее проблемами – все равно что жизнь на Марсе. Совсем другое дело – Россия. Она большая. И кинематографисты из стран СНГ это поняли, поэтому на «Киношоке» не бывает интриг, склок и лишних людей. Это единственный фестиваль, где страны бывшего СССР могут показать друг другу свои фильмы. В этом году во время «Киношока» в Анапе выступал Киркоров. Кто-то предложил, чтобы он к нам пришел. Но я отказал. На кинофестивале правят короли кино, а не попсы.
– Давайте поговорим о вашем творчестве. Многие истории вашей жизни легли в основу киносценариев…
– И не только истории, но и характеры. Например, у главной героини фильма «Здравствуй и прощай» в точности характер моей мамы – такой домашней наседки.
– А в основу фильма «Полеты во сне и наяву», насколько я знаю, легла судьба вашего брата…
– Он работал инженером. И я знал о непростых отношениях, которые возникли между сотрудниками конструкторского бюро. Позже все это я перенес в сценарий. Кстати, там есть фрагмент, связанный и с моей жизнью. Помните путешествие на поезде? Это мое личное воспоминание о том, как я из Одессы ехал погостить у мамы и на вокзале цыганка украла у меня деньги. Пришлось добираться домой товарными поездами…
– Удивительно, что вы и теще своей нашли место в кино…
– Ну, это отдельная история. Характер и отчасти судьбу моей тещи воплотила Нонна Мордюкова в фильме «Родня» (Мережко – автор сценария этой картины. – «НИ»). Теща была колоритная ростовчанка, красивая женщина. У нее первый муж был летчик, полковник Вадим Захаров. Но летчик ушел с генеральской девушкой и поселился в Москве, а моя теща осталась в Ростове с Тамарой (дочерью. – «НИ»). Правда, потом вышла замуж, но, видимо, продолжала любить своего Вадима. Во всяком случае, очень хотела с ним увидеться. Прошли годы. К тому времени мы с Тамарой поженились и жили в Москве, теща часто приезжала к нам в гости. И втихаря, как потом мы узнали, стала ходить вокруг того дома, где жил летчик. Дом недалеко от нас – в районе станции метро «Динамо». Но так ни разу его и не увидела. А потом, когда тещи не стало, мы с Тамарой сами решили сходить к нему, но дверь открыла жена: «А вы что хотите?» Я объяснил: «Вот дочка от первого брака». – «Уйдите вон отсюда, чтобы я вас не видела». И нас прогнали. А Вадим так и не вышел. Но факт в том, что она приезжала ради него и все надеялась что-то решить – как и героиня Мордюковой, которая навещает в городе своего Вовчика и видит, что он совсем спился. Правда, Тамарин отец не был алкоголиком.
– Наверное, были и другие сходства с Мордюковой?
– Да почти во всем. Меня всегда забавляла ростовская непосредственность моей тещи. Например, она прекрасно готовила, и, когда приехала к нам в очередной раз, мы пригласили гостей. Помню, рядом с ней сел Бронислав Брондуков. И теща сидит – долго смотрит на него и вдруг говорит: «Господи, я думала, что вы только в кино страшный, а вы и в жизни такой». Но она совсем не хотела его унизить…
– Героиню Мордюковой в «Родне» зовут Марусей. Имя вы дали ей тоже в честь тещи?
– Как ни парадоксально, но я назвал ее в честь маминой сестры – тети Маруси. У нее характер тоже ломовой был. Когда мы жили в селе Русская Поляна под Черкассами, тетя заставила меня ехать в город. Ее муж работал на заводе и договорился, что меня возьмут в ремесленное училище. Я поехал, хотел токарем стать, но там мне сказали, что токарей хватает, а нужны котельщики – варить и паять котлы. И я сказал, что котельщиком не буду. А голодали мы тогда – что-то страшное. Когда вернулся и рассказал об этом дома, тетя Мария прибежала: «Ты что ж, гад, сделал?! Ты что ж, паразит такой, натворил?! Убить тебя мало…» Она схватила лопату, гонялась за мной по двору. Я спрятался в сарайчик. «Ну, вот сейчас муж придет – он тебе покажет». Когда она зазевалась, я вылез из сарайчика и рванул через огороды…
– Вот мы беседуем сейчас в вашей уютной студии, в центре Москвы, а в воспоминаниях – голодная юность. Вообще, удивительно, наверное, что парень из глубинки достиг таких вершин?
– Ничего удивительного. Это абсолютное мое желание – вырваться из тех условий, в каких я был. Мне хотелось достичь высокой цели. И я к ней шел. Не одержимо, не топча кого-то, не потея и не страдая… Мне всегда было легко. Знаете, например, как возникла «Родня»? Нонна Мордюкова снималась в фильме по моему сценарию «Трясина» у Григория Чухрая. И она обратилась ко мне: «Витька, я так устала играть эту судьбу, напиши для меня комедию». Я сказал: «Конечно», – но ничего не писал. Нонна звонила: «Вить, ты пишешь?» – «Пишу». Вру. «Пишешь?» – «Пишу». Вру. А потом уже говорит: «Витя, ну сколько можно?!» В итоге я сел и довольно быстро написал. В один из вечеров передал ей. Она прочитала и той же ночью мне позвонила. Плакала, смеялась, материлась… «Витя, вот ты, дурак, сам не понимаешь, что написал!» Говорила, что нужно найти самого лучшего режиссера. Прошло три дня. Раздается звонок: «Виктор, здравствуйте, это Никита Михалков. Я прочитал ваш сценарий, хочу его снимать». И началась работа с Никитой, которая вскоре переросла в дружбу… Чувствовалось, что Мордюкова готовилась к этим съемкам. Она приехала на площадку очень красивая, с эффектной укладкой. Никита глянул на нее и сказал: «Нонка, ну что это такое? Немедленно – шестимесячную завивку, золотые зубы, майку». Ее переодели, налепили на зубы фольгу, разрушили прическу… В общем, когда она увидела себя в зеркало, сниматься отказалась: «Та ты шо?! Не буду я в этом сниматься. Барчук чертов». И ушла. Говорила: «Нехай снимает Римму Маркову». А потом дома плакала. Звонила мне, жаловалась, что ее никто не разыскивает. Но Михалков же хитрый. Четыре дня он ей не звонил. И вдруг – долгожданный звонок: «Нонна Викторовна, Никита Сергеевич хочет с вами поговорить». «Да», – сказала она убитым голосом. – «Нонночка, ку-ку, ну, как ты, птичка?» Она разревелась. «Ну давай, детка, собирайся. Сейчас машина за тобой приедет». Она за эти четыре дня согласилась и с майкой, и с завивкой, и с зубами…
– Любопытно, что, когда вы жили на Дону, ничего еще не писали, хотя работали в ту пору в издательстве…
– Я окончил Львовский полиграфический институт, вернулся в Ростов. И работал в типографии. К тому же работа так заедала, что писать не очень хотелось. Я был в ту пору, мягко говоря, простоват. И только когда женился на Тамаре, почувствовал, сколько пробелов нужно заполнять. Тамара очень мягко отучила меня устраивать скандалы из-за каждого пустяка. «Витя, тебе это не идет», – говорила она. И я понимал, что Тамара права. Многие ее советы пригодились мне, когда я поступил во ВГИК, а Тамара еще какое-то время жила в Ростове. Кстати, на первом курсе ВГИКа мне вдруг захотелось съездить в Ростов. Но не к Тамаре, а к другой девушке, которая танцевала в кордебалете цирка… Денег, конечно, не было. И я пошел в журнал «Советский экран», говорю: мол, хочу в Ростов, нет ли возможности оплатить мне командировку? Они говорят: «Очень хорошо, Шолохову исполняется 60 лет, поезжайте – возьмите для нас интервью. Но оплатить сможем только плацкарту как внештатнику». И дали мне сопроводительное письмо, что студент первого курса ВГИКа командируется в Ростов-на-Дону с задачей взять интервью к 60-летию Шолохова. Ура! Сел в поезд, поехал. В Ростове захожу в редакцию областной газеты: как мне в Вешки поехать? – «А зачем в Вешки? Позвони в обком. Он часто бывает в Ростове». И действительно, вскоре писатель оказался в Ростове и… послал меня.
– В Вешки?..
– Нет, еще дальше. Это был целый спектакль. Мне сказали, что Шолохов останавливается на третьем этаже гостиницы «Московская». Я пришел в гостиницу, а там запах винегрета, спиртного… И пробрался к нему. Кругом обкомовское начальство, все поддатые. Шолохов с красным лицом. Я говорю: «Михаил Александрович, здравствуйте, я студент ВГИКа. Мне нужно взять у вас интервью к 60-летию. Как вы относитесь к советскому кино?» Он меня отодвинул от себя. И меня оттащили. А людей кругом много. Возле гостиницы и на лестнице все ждали выхода Шолохова. Лифта не было, и он после праздника спускался пешком. Я ловлю его этажом ниже и опять: «Хочу взять интервью…» Меня оттаскивают. Наконец на первом этаже я сказал громко: «Минуточку, я студент, мне оплатили проезд, вот командировка. Интервью сейчас давать невозможно. Но напишите, пожалуйста, несколько слов: читателям «Советского экрана» с любовью и уважением М. Шолохов». Меня снова схватили и потащили в сторону, но классик вдруг говорит: «Не трогайте его». Берет меня под руку, отводит в сторонку: «Наклонись». Я наклонился. «Ближе. Ухо». Я еще ближе. И он говорит: «Пошел на …».
– Какая неприятность…
– А я смеялся. Я ведь его замучил.
– А дорогу редакция оплатила?
– Нет, мне ведь нечего было сдать в печать.