Картинная лихорадка

Сегодня мало кого удивишь миллионами за холсты не самых топовых художников XIX века. Перестали даже удивляться миллионам за винтажные фото – так, например, современники американского фотографа первой половины ХХ столетия Анселя Адамса давали за его снимки не больше 25 долларов, нынче же его фотопейзажи уходят за 600 тысяч (продано на «Сотбис»). У такого взлета даже не слишком старых произведений есть две предпосылки: во-первых, излишняя коммерциализация арт-рынка (если раньше тон здесь задавали коллекционеры, которые искренне любили искусство и собирали его для себя и для потомков, то сегодня этот тон определяют откровенные бизнесмены, просто вкладывающие капиталы), во-вторых, появление в отрытой продаже раритетов, которые отсуживают у музеев потомки их бывших владельцев.

Заранее предсказывалось, что главным событием ноябрьских торгов аукциона «Кристис» в Нью-Йорке станет продажа пяти картин Густава Климта, некогда принадлежавших Австрии, но отсуженных американской гражданкой Марией Альтман и теперь уже разошедшихся по всему миру. Самым дорогим лотом оказался «Портрет Адель Блох-Бауэр II», отданный анонимному покупателю за 88 млн. долларов. Цифра II в обозначении картины стоит потому, что это второй климтовский портрет его подруги – первый у той же Альтман более чем за 100 млн. долларов купил владелец парфюмерной корпорации Рональд Лаудер. Аукционы послевоенного искусства принесли новые рекорды стоимости для таких художников, как Виллем де Кунинг (27,1 млн. долларов), Энди Уорхол (17,3 млн.), Фрэнсис Бэкон (15 млн.).

Что касается «виновных», то на Западе, кажется, уже перестали видеть повсеместную «руку Москвы». Лет пять назад в немыслимых ценах на Ван Гога и Моне обвиняли японцев, которые якобы скупали столь любимых ими импрессионистов. В последние два года очень модно подозревать в качестве главных игроков на любых торгах агентов российских нефтяных олигархов. Первоначально российские арт-дилеры покупали в