Вихрь, съедающий время

В России несколько лет назад уже показывали нашумевший опус Лока «Амелия», в котором автор пережил тотальное ускорение жизни – примету современной цивилизации. Странно, что в балете это прогремело так поздно, лишь в наши дни. Ведь знаменитый манифест футуристов, в котором воспет новый темп и его приметы, – «агрессивное движение, лихорадочная бессонница и опасные прыжки» – написан в 1909 году.

«Новая работа» – спектакль-фантом, где все не то, чем кажется. Вроде бы используются классические па, и балерины не слезают с «пальцев», но в балетных школах такому телесному прессингу не учат. Диана Вишнева, во всяком случае, утверждает, что хореограф, сочиняющий комбинации на компьютере, а потом накладывающий их на живые тела, мало смыслит в балете. Зато Лок понимает, что такое темп. Это «вихрь, съедающий время», и его, хореографа, бог. Ради поклонения богу автор готов пожертвовать другими ценностями.

И здесь начинается раздвоение зрительского восприятия. Восторженные натуры видят в кульбитах канадца массу достоинств, какую-то небывалую сексуальность, скрытую иронию или богатую культурную память. Скептики подозревают, что Лок пожелал установить мировой рекорд по количеству балетных па на единицу времени. В любом случае, здесь не стоит искать исполнительского вдохновения и «создания образа», хотя поводом для балета послужили две истории – о Дидоне с Энеем и об Орфее с Эвридикой, а также партитуры Глюка и Перселла в современной обработке, сделавшей музыку барокко похожей на мелодии с дискотеки. Когда танцует Вишнева, узнать ее в лицо невозможно, только по сравнительно медленному танцу: сложная световая партитура работает так, что лампы светят сзади, и сцена погружена в полумрак, видны лишь контуры исполнителей, вспыхивающие в миганиях софитов. Красивый прием, вводящий в призрачность, в атмосферу напряженно-сумрачного барокко, от которого Лок отталкивался, и инфернального ада, имеющего отношение к душе (история Дидоны) и телу (судьба Эвридики).

Не нужно ждать от «Новой работы» и разнообразия лексики: Лок – балетный минималист, диалектика его «лейтмотивов» витиевата, но весьма скупа. Движения не танцуют, а быстро «бубнят»: артисткам некогда следить за выворотностью и раскрытием поз – успеть бы на пуанты вскочить. Час и двадцать минут женщины в купальниках и мужчины в пиджаках гонят телесные конвульсии, в которых, как заклинания, повторяются похожие комбинации. С бегом и размахиванием верхних конечностей. С выброшенными, как выстрел, ногами: огромный шаг – примета женского танца, причем партнер толкает дамскую ляжку, придавая ей дополнительное ускорение. А резкие, словно вопль, вращения обрываются бросками на пол в фирменной позе – боком, согнув одно колено и манерно опираясь на руку.

Впрочем, есть и паузы, во время которых с неба спускаются экраны. На них, устало всматриваясь в публику, сидят женщины трех возрастов: юного, среднего и старческого. Без сомнения, постановочный ход, что-то типа «помни о смерти», имеющий отношение к историям Дидоны и Эвридики, хотя понять, что это глаза охранника-Цербера из мифологического ада, можно, лишь прочитав об этом в авторской преамбуле. Но, когда прием повторился несколько раз, в голову закралась мысль: на самом деле это общая релаксация. Зрители временно освобождаются от гипнотической назойливости Лока. Артисты переводят дух от бешеной сценической скачки. А постановщик отдыхает от собственной концепции. После пауз – снова: для Лока зрительская эмоция намного усилится, если тело исполнителя всегда изменчиво и нестабильно, а значит, артистов нужно подвергать перманентной молниеносной трансформации.

Тем не менее сила эмоций для многих зрителей осталась под вопросом, что можно было предвидеть, и стоит поблагодарить смелых организаторов проекта: они пошли на риск быть непонятыми. «Силовые линии» Лока непросто принять, и есть сильное послевкусие: от вливания ярых па ты одурманен, как при возвращении в реальный мир от компьютерной игры. В голове долго мелькали фантомы «Новой работы», движущиеся в темпе гоночного автомобиля, отчего исполнители второго отделения отчасти показались вялыми. Потребовалось волевое усилие, чтобы оценить выступления европейских и американских звезд, тем более что дивертисмент второго дня, с частично измененной программой, по качеству исполнения оказался лучше первого. Публика Кремлевского дворца, видимо, не сумевшая, как требует Лок, отрешиться от шаблонов восприятия и выстроить личную версию его танца, после антракта воспарила духом и перестала нервно смотреть на часы или шепотом обсуждать летнюю посадку клубники, чем в первом отделении занимались две соседки корреспондента «НИ» в партере. Ведь выступали хорошие артисты – Наталья Осипова, Вячеслав Лопатин и Иван Васильев, Лючия Лакарра и Светлана Лунькина, Даниил Симкин и Элен Буше, Тьяго Бордин и Леонид Сарафанов. А в номерах ведущих хореографов мира, к радости масс, встречались старые добрые чувства, не зависящие от скорости. Хотя принцип организаторов – «показываем танец только конца XX и начала XXI веков» – был выдержан до конца, а значит, не обошлось без танца, апеллирующего к чистой телесной функциональности. Таков был американец из Германии Уильям Форсайт с его балетом «Херман-Шмерман» или британец Уэйн МакГрегор (спектакль «Хрома»). Впрочем, зрители наградили эти номера аплодисментами: после экстремиста Лока ухищрения его балетных «родственников» показались уроками в воскресной школе.