Россия в зеркале кино

Саммит «большой восьмерки» в Петербурге благодаря большому резонансу в мировых СМИ естественным образом повысил рейтинг России и улучшил ее образ в глазах мирового сообщества. Позитивное отражение страны в мировом общественном мнении приносит сперва моральные, а затем и материальные дивиденды – отчасти потому в качестве места проведения встречи глав «великих» государств был предложен самый красивый город с европейским обликом. Казалось бы, в распространении «хороших» представлений о нашей стране должен играть свою роль и кинематограф, однако с ним все обстоит весьма непросто.

Пока кинематограф являлся государственной монополией, а было это при советской власти, государство проявляло повышенную заботу о том, как оно выглядит на экране. Доходило до смешного – достаточно вспомнить, что классический ныне фильм Тарковского «Андрей Рублев» (1966), повествующий о событиях рубежа XIV–XV веков (!) был запрещен именно потому, что якобы создавал искаженный образ тогдашней России. А когда председатель Государственного комитета по кинематографии, исходя из двух принципов («с паршивой овцы хоть шерсти клок» и «дай им боже, что нам негоже»), подписал разрешение продать картину за рубеж, то схлопотал выговор по партийной линии за попустительство, так как фильмам, отправляемым за границу, полагалось быть особо чистыми.

Российское кино вышло из-под влияния государства ровно 20 лет назад, когда кинематографисты на своем V «революционном» съезде объявили о категорическом несогласии выполнять требования цензуры в лице Госкино СССР. И через год-два – сколько занимает полный период производства фильма – на экраны хлынуло то, что почти сразу же назвали «чернухой». Это был поток картин, отражавших негативные стороны жизни и не предоставлявших зрителям очистительной разрядки. Чуть позже на смену «чернухе» пришло «бандитское кино». И только затем демократы решили поправить дело и в соответствии с духом нового времени объявили призовой конкурс на создание сценариев, рисующих положительные тенденции капиталистической жизни. Правда, затея, как и следовало ожидать, провалилась.

Оптимистическое изображение нашей жизни у российских кинематографистов и сейчас как-то не получается. У американцев, кстати, тоже. Раньше иногда получалось – и у Георгия Данелии («Я шагаю по Москве», 1963), и у Джона Форда, и у Франка Капры (хотя ему за это и перепало от великого критика Андре Базена) – а сейчас нет. Смотреть на то, как очередной герой спасает Америку или Россию от очередной напасти, уже нет никаких моральных сил. Нужны новые идеи, а с ними туго.

Между тем отношение общественности к тому, какой предстает Россия в кино, в настоящее время колеблется в строгом диапазоне между двумя классическими цитатами: от «За державу обидно!» до «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива». И если появляется фильм, который, по мнению патриотически настроенных наблюдателей, представляет нашу жизнь не в том свете, в каком бы им хотелось, и притом имеет успех на международных фестивалях – к примеру, «4» Ильи Хржановского – как сразу начинают раздаваться обвинения чуть ли не в клевете на Россию. Заодно достается и западным фестивалям – как они смеют рыться в нашем грязном белье и, что гораздо хуже, формировать в российских кинематографистах желание торговать негативными образами Родины? Что ж, если следовать этой псевдокоммерческой образной логике, странная получается предпродажная подготовка – вместо того, чтобы вылизать товар, его мажут грязью.

За тем, что говорится и пишется на эту тему, скрывается парадокс. Кто несет ответственность за толкование произведения – его автор или его интерпретатор? С одной стороны, произведение искусства бессознательно воспринимается как обобщение. С другой стороны, «каждый понимает в меру своей испорченности». С третьей стороны, нет никаких рациональных оснований считать, что фильм, да и национальный кинематограф в целом, обязан создавать социологически представительный образ целой страны. С четвертой стороны, картина может подталкивать, а может и не подталкивать зрителя к обобщениям, и что хорошо, а что плохо – неизвестно. Есть два документальных фильма – «На задворках» и «Тише!». Оба сняты режиссерами из окон своих квартир путем чистого наблюдения. В первом фильме окно выходит на задний двор за пивным ларьком, куда клиенты отправляются потолковать или справить нужду. Во втором – на улицу, которую периодически асфальтируют, потому что каждый раз кладут асфальт прямо на неподготовленную землю. При этом один фильм снят так, что было бы крайне глупо принимать картину из окна за картину России, а второй, сделанный выдающимся документалистом Виктором Косаковским, снят так, что было бы так же глупо не сделать такого обобщения. Хотя питерская улица остается питерской улицей, а на Ленинградском проспекте в Москве и на Московском проспекте в Питере асфальт лежит так, что машина летит, как русская тройка из «Мертвых душ», которую сам Гоголь сравнил с целой страной: «Не так ли и ты, Россия...».

Правильно написал Тютчев: «Умом Россию не понять...»