Posted 19 июля 2004,, 20:00

Published 19 июля 2004,, 20:00

Modified 8 марта, 09:50

Updated 8 марта, 09:50

Немецкие «диско-свиньи»

Немецкие «диско-свиньи»

19 июля 2004, 20:00
Тридцатишестилетний руководитель «Шаубюне» Томас Остермайер в этом году – главная персона в Авиньоне. В афише стоят четыре его спектакля, а в музее Жана Вилара развернута выставка материалов по его постановкам. Он участвует на правах содиректора в формировании основной программы. Возможно, именно поэтому в этом году на

Пожалуй, на сегодняшний день Остермайер – один из самых многообещающих и интересных режиссеров в богатом именами немецком театре. Лихо и разнообразно используя в своих постановках приемы технологического театра инсталляций, он продолжает традиции театра психологического, в котором интересуются характерами персонажей, последовательным разворачиванием рассказываемой истории. Если очень грубо определить главную тему Остермайера, то она звучит так: превращение невинной души в убийцу. Он ставит пьесу Энди Волш «Диско-свиньи» (фильм с одноименным названием был в русском прокате) о возрастании в душах подростков по мере взросления агрессии, которая приводит героя к убийству. Он ставит историю «Войцека» Георга Бюхнера о человеке, убившем собственную невесту. Берет «Кукольный дом» Генриха Ибсена и превращает его в историю женщины, которая была вынуждена застрелить мужа. Его интересует история простой души, соскальзывающей в пропасть, история сознания, которое не выдерживает давления окружающего мира и отвечает насилием.

Герои «Диско-свиней» – мальчик и девочка, взрослеющие где-то в абсолютно закультурной ситуации. Их мир исчерпывается фастфудом, жестяными банками коки или пива, ненавистью к старшим, любовью к диско (единственная мечта: свой диско-дворец) и драками со сверстниками. На сцене несколько пластиковых стульев, на которые герои присаживаются выпить и поговорить. Слева – музыкант за барабанами и пультом: бешеный ритм существования Свина (Марк Хосман) и Блохи (Бибиана Беглоу).

Остермайер себя называет продолжателем «биомеханики» Мейерхольда и с гордостью говорит, что учился ей у русского учителя. Глядя на гуттаперчевые тренированные тела его актеров, испытываешь что-то вроде укола зависти: в Москве такого практически не бывает. Они носятся по сцене как резиновые мячики: падают в истерике, бьются в ярости, гоняются друг за другом, выделывают самые замысловатые па. Герои достоверны и узнаваемы. Каждый зритель хоть раз да сталкивался с этими не затуманенными никакой рефлексией глазами и расторможенной моторикой, удручающе бедным словарным запасом и полным отсутствием ответственности. Схватив в пылу драки стул и нанеся им роковой удар, удостоверившись, что противник мертв, Свин обращается к подружке: «Вот дерьмо, он – мертв… Ну, че, пошли в кино?»

Взяв пьесу Бюхнера, написанную в конце тридцатых годов XIX века, Остермайер перенес ее действие на окраины современного мегаполиса. На его выставке в музее Вилара несколько стен отдано фотографиям окрестностей Берлина, которые сценограф Жан Паппельбаум использовал, отыскивая наиболее колоритный образ. В их числе и фотография карьера с бетонной трубой и лужей-озерцом посередине, который воспроизведен на сцене. В Шаубюне спектакль играют на фоне вытянутого в зал задника с торцами многоэтажек. На спектаклях в Авиньоне во дворе Папского дворца висят три гигантских рекламных щита (изъятых из берлинской реальности). Окраины Москвы и Нью-Йорка, Лондона и Парижа, Берлина и Праги выглядят очень похоже. Поэтому щиты узнаваемы, как узнаваема бетонная труба и ржавая лужа-озерцо, палатка фастфуда, куда стекаются выпить и закусить забулдыги и пропускают банку-другую мамаши с детьми (спектакль начинается игрой маленьких девочки и мальчика, бегающих по карьеру). Здесь тискают девушек, выгуливают собак (на сцене появляется парень с живой овчаркой на поводке). Здесь играют в мужские игры (от футбола до драк), слушают музыку, загорают и купаются в вонючей луже.

Узнаваемы и персонажи – на выставке масса фотографий колоритных рокеров, панков, бомжеватого вида личностей... Их снимали на улицах Берлина, но с таким же успехом их можно было найти в Петербурге или Амстердаме – бритоголовая шпана, слоняющаяся без дела и готовая молотить любого, кто подвернется под руку. Чаще всего под руку попадает Войцек.

Войцека–Бруно Катомаса легко представить себе в школе неуклюжим, застенчивым подростком, которого колотят одноклассники. Он втягивает голову в плечи, как человек, ожидающий удара, и все время пытается быть незаметным, но роковым образом всегда и всем мешает. Шаг за шагом Остермайер показывает крестный путь «недотепы». Вот его бьют до полусмерти, и доктор вкатывает ему лекарства, чтобы не умер. Вот один из боссов-мафиози аккуратно подставляет ему для бритья свою задницу в плавках и внутренние поверхности ног (босс наводит пляжный марафет). Вот любимая женщина Мария бросает обидные слова и уходит, уводя за руку своего сына-уродца. Вот голого Войцека, толстого, некрасивого, жалко пытающегося спрятаться, выставили на всеобщее обозрение, рисуя на его униженном теле пеной какие-то иероглифы. Собравшаяся поглазеть на него толпа быстро отвлекается появлением трех первоклассных рэперов. В спектакле участвует рэперская группа «Спайк», лихо, технично, с профессиональным равнодушием исполняющая свои головоломные трюки. Их появление смотрится отдельным эстрадным номером. Таким же, как купание тамбурмажора (Руд Гиленс), который разоблачается с кокетливостью манекенщицы, демонстрируя свои ляжки и мини-плавки, бросается в озеро, где воды по щиколотку, лихо бороздит водную гладь. И, выйдя, картинно укладывается загорать на шезлонг.

Скопившаяся ярость Войцека прорывается в бессмысленном и некрасивом убийстве. Остермайер лишил эту сцену театральной приподнятости. Войцек бьет Марию в живот воровским ударом. Потом ложится сверху на мертвое тело женщины, которая его не любила. Затем волочит труп, оглядываясь: куда бы его спрятать…

В финале на сцену выбегают девочка и мальчик. «Мария! Мария! – окликает мальчишка свою маленькую подружку. – Ты где?» На пресс-конференции Томас Остермайер сказал, что в детских ролях он занял настоящих детей окраин. Отчасти для той же «достоверности» натуры, отчасти чтобы уберечь их от пути Войцека.

"