Posted 19 июня 2014,, 20:00

Published 19 июня 2014,, 20:00

Modified 8 марта, 04:29

Updated 8 марта, 04:29

Торжество системы Туминаса

Торжество системы Туминаса

19 июня 2014, 20:00
Одним из самых заметных культурных событий июня могли бы стать американские гастроли вахтанговского «Евгения Онегина». В Нью-Йорке, Бостоне и Торонто так и случилось – спектакль российского театра стал настоящим событием, о котором писали ведущие СМИ, которое не оставило равнодушным ни тех, кто побывал на премьере, ни

На родину вахатнговцы вернулись ранним утром 12 июня, когда столица только готовилась отмечать День России. В аэропорту уставших актеров не встречали толпы фанатов, не приветствовали официальные лица и не обступала пресса. Триумфаторы вернулись скромно и незаметно, так, словно тихо отработали личный «сольник» в личных интересах. Россия не обратила внимания на то, что вахтанговцы как-то символично именно в день ее национального праздника привезли очень важный подарок – признание зарубежной публики. Причем из стран, с которыми у нас наступили очень прохладные времена. Талант режиссера Туминаса и актеров-вахтанговцев сумел растопить холодок, навеянный кампаниями пропагандистов, слившихся в экстазе ярой нелюбви друг к другу. И убеждающих народы наших стран, что они тоже друг друга на дух не переносят. Но народы, как всегда, мудрее своих вождей и уж тем более штатных пропагандистов. Пропагандисты взывают к разуму, лепя патриотических марионеток, а народ реагирует сердцем, и поэтому пропагандистская барабанная дробь не находит в нем отклика. Отклик находит настоящее искусство. Такое, как Вахтанговский театр.

Надо признать, что эхо информационной канонады не обошло стороной и вахтанговцев. К гастролям в США и Канаде они готовились с тревогой, полагая порой, что едут едва ли не в тыл врага. С родными, конечно, не прощались, но к провокациям внутренне готовились. К пикетам у отеля и театра, к острым политическим вопросам, к освистыванию в зале...

Но приехали во «враждебный» (по версии официозных политологов) Нью-Йорк, а там их вдруг встречают как долгожданных гостей. И в отеле на Манхэттене с ними очень приветливы. И на улицах к ним никто не кидается, потому что здесь каждый занят собой и никому нет дела до глобальных противостояний России и США. И уж тем более – России и Украины. Политические игры Белого дома и Конгресса так же далеки от жизни народа, как и у нас игры Кремля и депутатов с сенаторами от жизни простых россиян.

Поэтому первое потрясение вахтанговцев случилось еще до того, как они вышли на сцену. В Америке (а затем и в Канаде) их встретили очень тепло уже только потому, что они представляют великое российское театральные искусство. И еще потому, что они – вахтанговцы. Просвещенные местные театралы не только хорошо знакомы благодаря Интернету с успехами нынешнего Вахтанговского театра, но и помнят феерически успешные гастроли театра в США в 1999 году. Тогда после спектакля «Без вины виноватые», поставленного Петром Фоменко, в котором блистала участница и нынешних гастролей Людмила Максакова, газета «Нью-Йорк Таймс» вышла с восторженным материалом под заголовком «Торжество системы Станиславского». Эту газету утром положили под двери всем российским актерам, и они были очень рады, что их так приняли и так поняли. Они тогда и не догадывались, что (как выяснится с годами) живут в «лихие девяностые» и что американцы не терпят россиян.

Теперь вроде тоже прилетели в не самые простые времена, а у крупнейшего театра на Манхэттене вместо пикетов протеста толпятся американские граждане, «стреляющие» совсем по-русски лишний билетик. У старейшего театра в Бостоне выстраивается такая очередь, опутывающая квартал, что в ней даже кто-то из бывших наших шутит: «Последний раз я такую очередь видел в Советском Союзе за водкой». И с ним никто не спорит, потому что очередь на нашего «Евгения Онегина» в их центре цивилизации производит впечатление. Америка хочет услышать Пушкина, увидеть вахтанговцев, оценить Туминаса...

Тысячи американцев, пришедших на «Евгения Онегина», не видят в нас врагов, а в России агрессора, как долдонят наши доморощенные политологи. Эти американцы ценят наше искусство и готовы отдавать свои кровные доллары, причем немалые, за то, чтобы насладиться игрой замечательных русских актеров.

Перед каждым спектаклем директор театра Кирилл Крок не устает напоминать вахтанговцам: «Коллеги, я вас прошу не расслабляться, не опаздывать. У нас все должно работать как часы. Здесь привыкли, что шоу начинается минута в минуту...» Но коллеги не расслабляются ни перед первым показом в Нью-Йорке, ни перед последним в Бостоне, а затем и в Торонто. За кулисами можно увидеть, как медленно шагает взад-вперед по коридору Ирина Купченко, повторяя текст перед выходом на сцену, увидеть Людмилу Максакову, подбадривающую юных актрис, Алексея Гуськова, задумчиво курящего у служебного входа, погруженного в себя Владимира Симонова... Можно залюбоваться слаженной работой костюмерш, следящих за сценическими нарядами и помогающих актерам стремительно переодеваться в узком коридорном закутке...

Тут действительно все отлажено, все работают спокойно, без суеты и лишней нервозности, как и должно в хорошей настоящей команде. Хотя некоторые из них впервые оказались на зарубежных гастролях. Да еще таких. По словам одной из этих уважаемых дам, подобное стало возможным благодаря Туминасу. Он лично выяснял, кто из технических сотрудников театра, работающих на спектакль, не выезжал прежде за рубеж, и включал их в гастрольный список. Чтобы таким образом и поощрить, и вдохновить. Включал актеров, играющих в дубле, – чтобы летели все вместе, и играли по очереди, и вместе проходили это испытание новой публикой, которая не заражена нашей звездностью.

Подобные гастроли в дальнее зарубежье – это почти всегда и для всех испытание. На былых заслугах и звездном имени завоевать аудиторию сложно, потому что эта публика далеко не всегда знает о заслугах. Разве что бывшие наши, сидящие в зале, встрепенутся, увидев на сцене знакомое лицо из прошлой жизни. Но и они порою более критичны, чем родная московская аудитория. Значит, каждый выход на сцену – это как новый вызов и новое испытание «звездности». Или шанс заявить о себе так, как это бы не заметили в избалованной театральной Москве.

Каждый раз, когда в зале гас свет, за кулисами начинала звучать музыка и занавес медленно поднимался, две тысячи зрителей, сидевших в нью-йоркском зале, замирали. И замирали тысячи в Бостоне. И в Торонто. Их словно завораживала музыка Фаустаса Латенаса, словно гипнотизировал голос Алексея Гуськова (Евгений Онегин), очаровывала пронзительная грусть Татьяны (в исполнении Евгении Крегжде и Ольги Лерман) или порхающая легкокрылость Ольги (Марии Волковой и Натальи Винокуровой). Зал проникался происходящим на сцене почти сразу же, и уже на первых минутах начинали звучать аплодисменты. В Нью-Йорке в один из вечеров я не поленился посчитать, сколько раз за время спектакля зал зааплодирует. Насчитал 57. И это без оваций с криками «Браво!» и «Спасибо!» в конце.

Публика благодарно оценивала каждый эпизод, словно мини-спектакль, и не жалела аплодисментов. И не делила актеров на народных и на начинающих. Зал восторгался Людмилой Максаковой (няня и танцмейстер) и одновременно молодыми актрисами (танцкласса), которых здесь принимали за профессиональную балетную труппу, специально приглашенную в спектакль. Зал разрывался между двумя Онегиными – молодым (Виктор Добронравов) и зрелым (Алексей Гуськов), которые, казалось бы, похожи, словно тени, но в то же время и острохарактерно индивидуальны. Зал сочувствовал Ленским (поэтически восторженному Василию Симонову и романтически печальному Олегу Макарову), очаровывался Татьяной и Ольгой, хотя они такие разные, но такие русские. Зал понимал странные ужимки и печальные ноты странницы с домрой (Екатерины Крамзиной) и живо переживал за судьбу танцующего зайчика (Марии Бердинских)... И все время не жалел аплодисментов, чувствуя, находя и понимая в каждом эпизоде что-то свое. Что-то личное, может быть, достаточно далекое от того, что писал Пушкин. И что хотел рассказать Туминас.

Публика угадывала в аристократично-вальяжном гусаре (Владимира Симонова) то тень Пушкина, то фигуру самого Туминаса – проницательно-ироничного, ведущего за собой сквозь лабиринт страстей, обманов, судеб и печалей.

Публика чувствовала за диалогом пожилых Лариных (Елена Мельникова и Алексей Кузнецов) их не очень простую судьбу и не самые безоблачные в прошлом отношения. А за монологом Ирины Купченко (сон Татьяны) – печальное предсказание Татьяниной женской судьбы – жизни в медвежьих тисках обязательств, морального долга и неразделенной любви.

Зал понимал и переживания князя (Юрия Шлыкова) о последней привязанности, которая хоть и рядом с ним, но из другого мира и с чувствами о другом. И понимал самоироничную грусть московской кузины (Галины Коноваловой), знающей как никто цену этой жизни с высоты своих прожитых лет...

Каждый из этих эпизодов, мини-спектаклей, мини-жизней, щедро рассыпанных по заснеженной сцене в зеркальном отражении судьбы и гениально собранных Туминасом в единую, космически бездонную картину русского быта и русской души, американская публика понимала. И принимала. И аплодировала. Каждый из зрителей, сидящих в зале, словно чувствовал, что это рассказ и о нем, и о его несбывшихся мечтах, неразделенной любви, незамеченном счастье, не найденном смысле...

Самый русский по духу спектакль театральной Москвы, поставленный Туминасом, оказался внеграничным по своей философской глубине и абсолютно интернациональным по сути. Мировое турне «Евгения Онегина» (Вильнюс, Париж, Нью-Йорк, Бостон, Торонто...) уже показало, что его понимают, чувствуют и принимают даже без помощи бегущих над сценой строк набоковского перевода тысячи людей разной национальности, разных языков и политических убеждений. Потому что это поэтическо-музыкальный рассказ не только о загадочной русской душе, но и о каждом из них, так же любящих, страдающих, мечтающих, эгоистичных и теряющих... Почти мефистофельская фигура Онегина-Гуськова, прячущего лицо в поднятый воротник заснеженного пальто, то возникающая из зеркальной глубины, то замирающая в кресле, – она, словно сама судьба, собирает вокруг себя и все происходящее действо, и весь бесконечный смысл, и всю безнадежную бессмысленность...

Такого Онегина театральная Москва еще не видела, потому что Алексей Гуськов был введен в спектакль буквально накануне гастролей и уже на американской сцене вживался в образ. И создал удивительного Онегина – холодного, жесткого, эгоистично-циничного и, в итоге, драматично-опустошенного без смысла жизни, без любви, без друзей, без цели... Так сыграть трагедию одиночества человека, не сумевшего полюбить даже самого себя, не сумевшего найти оправдания загубленной им жизни и оставшегося наедине только с собственной тенью, – это и талант серьезного актера, и точный выбор Туминаса. Такой Онегин не нуждается в особом переводе, потому что в любой стране мира в нем могут узнать себя многие...

Долгие североамериканские гастроли пролетели мгновенно. Вахтанговцы соскучились по дому и с радостью паковали подарки и сувениры после заключительного выступления. Американцы и канадцы искренне сетовали, что гастроли оказались такими короткими, что билеты было не достать и что такой замечательный театр привез только один спектакль. И те и другие были искренне огорчены отсутствием Римаса Туминаса, подарившего удивительный праздник и актерам, и публике. Он все время словно присутствовал рядом – интонацией, мелодией, телефонным звонком или цитатой из уст Кирилла Крока или хореографа Анжелики Холиной, постоянно с ним общающихся и передающих его энергетику другим... Но его заметно не хватало, как дирижера перед замечательным оркестром, как капитана на корабле, рассекающего холодные океанские волны.

Вахтанговцы вернулись в Москву в День России, привезя нам в подарок международное признание и международный триумф российского театрального искусства. Своим талантом они растопили ледок, начинающий прихватывать отношения между нашими странами. Одним своим спектаклем они заменили работу множества пиар-структур, поглощающих десятки миллионов долларов на создание благоприятного имиджа России. Если бы они были хоккеистами, или гимнастами, или теннисистами, прилетевшими домой с победой, то их бы ждал шумный прием в аэропорту, медаль в Кремле и ажиотаж в прессе. Но они всего лишь артисты, талантливо делающие свое дело. Поэтому Родина их победы не заметила. Пока не заметила... Чего, к счастью, не скажешь о зрителе. И нашем. И французском. И американском...

"