Совет в Белых Столбах

В минувший понедельник состоялся пленум нового («михалковского») правления Союза кинематографистов России (СК). Провести его решили не в Доме кино, который вызывает у Никиты Михалкова неприятные обонятельные галлюцинации («В нем трупом пахнет»), а в пансионате Госфильмофонда под Москвой. Я поехал туда, чтобы довести до точки сюжет с голосованием за мое исключение из союза на гостинодворском собрании за якобы раскольническую деятельность.

Процедура моего изгнания состоялась на второй день мартовского мероприятия, уже после того, как его вожаки признали отсутствие кворума, и прошла, несмотря на то что устав СК наделяет правом исключения только правление. Поэтому я потребовал от михалковского правления, во-первых, сообщить, считают ли они сами это голосование действительным, и в случае положительного ответа выдать мне справку о моем исключении, но в любом случае не рассматривать мое «дело» в мое отсутствие. Письменного ответа я не получил, но официальное лицо СК конфиденциально сообщило мне, что они сами толком не знают, что делать, и будут рассматривать этот вопрос на пленуме, о чем меня известят. Не дождавшись извещения, я и отправился в Белые Столбы, полагая, что лучше раз увидеть, чем десять раз услышать, что там будет.

На проходной во двор меня спросили, куда я иду. «На пленум», – честно ответил я, хотя знал пять журналистских ответов на столь детский вопрос и еще три фирменных госфильмофондовских способа попасть внутрь помимо проходной. «А вы в списке?» Я пожал плечами и назвал свою фамилию, добавив, что по своей должности президента гильдии являюсь секретарем СК. Они уткнулись в бумаги, а я пошел к собиравшейся массовке. «Вот и наш исключенный», – сказал, завидев меня, один из знакомых регионалов. «Я не исключенный, я – исключение», – поправил я.

Следующим на пути оказался член Совета старейшин СК. Зная, что он сторонник Михалкова, я ограничился приветствием, не собираясь вступать в разговор, но он начал сам: «Я должен тебе сказать, Витя, что, хотя у нас с тобой разные взгляды на Михалкова, я тебя люблю и голосовал против твоего исключения! Это было неправильно!» «Спасибо, – ответил я, хотя вовсе не был уверен, что он говорит правду. – Возможно, вам еще представится случай сделать это еще раз». «Не сомневайся!» – горячо воскликнул он, не подозревая, как скоро ему представится эта возможность.

Тут подошла знакомая работница Госфильмофонда и с извинениями попросила меня покинуть территорию, так как меня нет в списке. «А кто вам приказал пропускать только по списку?» – «Лаврентьев» – «Он, в отличие от меня, не является должностным лицом союза, и меня его приказы не касаются». «Пожалуйста, Виктор, не ставьте меня в такое положение, – взмолилась она. – Меня и вахтера завтра же уволят за то, что я вас пропустила» – «А вы меня не пропускали. Я прошел, не реагируя на ваши предупреждения. У вас же нет указания стрелять в тех, кто идет на пленум не по списку?» Она не ответила. «А если бы было, вы бы в меня выстрелили?» Опять молчание. «Скажите Лаврентию Палычу (известная в киносреде кличка михалковского слуги К.А. Лаврентьева), что исполнили его приказ, но я не подчинился. Они должны знать, что на меня, кроме закона и физической силы, управы нет» – «Но меня завтра выгонят, и я останусь без работы, неужели вы не понимаете?» – жалобно повторила она. «Это будет нарушением трудового законодательства, и любой суд вас восстановит, а я обещаю вам немедленно предать столь вопиющий произвол гласности», – сказал я, понимая, что слово «законодательство» для нее и, возможно, для ее работодателей – пустой звук. «Ладно, иди на место, не дрожи», – сказала ее подошедшая начальница, разряжая обстановку.

На скамейке возле павильона сидела свеженазначенная и.о. редактора газеты «СК Новости» (взамен «взявшего творческий отпуск» Дмитрия Салынского, вызвавшего неудовольствие Михалкова освещением событий союзной жизни) Лариса Солоницына, уже выпустившая номер со стенографическим отчетом об «исключительном» мартовском собрании. «Почему вы не опубликовали решения о моем исключении?» – спросил я. «Такого решения не было, потому что не было кворума» – «Это официальная позиция?» – «Да» – «Так то была просто потешная травля? Тогда передайте им спасибо за бесплатный пиар».

Михалков, которому уже донесли о появлении того, кого он назначил главным «бесом», начал процедуру экзорцизма с оговорок, что ввиду моего присутствия в зале придется мной заняться и, дабы удалить меня из зала, предложил пленуму подтвердить мое исключение из СК. Поскольку прежняя мотивировка не лезла ни в какие ворота (точнее, характеризовала его собственные действия по созданию и изгнанию «нечистой силы»), он попытался дать новую, но весьма косноязычно – то ли за действия, то ли за слова «по адресу своих коллег». Какие слова и действия, он не пояснил, поскольку в моих публичных высказываниях не было ничего, кроме критики его руководства. «Опять формулировка не дается?» – громко спросил я. «Не беспокойтесь, придумаем, – ответил Михалков. – Давайте исключать, хватит нам его слушать. Одумается – может, на следующем съезде восстановят». «Покаяния хочет», – подумал я и спросил: «А как же последнее слово обвиняемого?» «Наслушались уже», – подал голос кто-то из рядов, но Михалков его не поддержал, словно бы и впрямь рассчитывая услышать раскаяние, но я сказал: согласно действующему уставу, то есть главному закону для членов союза, я являюсь его секретарем по должности руководителя гильдии, снять меня с которой, как было ими же признано на мартовском собрании, они не вправе.

Исход, разумеется, был предрешен – преданных Михалкову голосов было большинство, а из остальных почти все воздержались или под шумок не приняли участия в «неудобном» голосовании. Против моего исключения подняли руки единицы. Старейшина, сидевший в первом ряду, не глядя на меня, поднял руку за изгнание. «А теперь потрудитесь покинуть пленум», – заключил Михалков. «Я сделал то, что хотел: новое правление выразило свое отношение к закону, и ухожу сам», – сказал я, хотя меня подмывало узнать, что они будут делать, если я откажусь выйти – милицию позовут или сами за ограду вынесут? Но от этой затеи пришлось отказаться, так как воодушевленный Никита Сергеевич при виде повязанного врага мог бы и ногой в лицо заехать, как некогда заехал скрученному «лимоновцу».

На пленуме, который продолжился без моего участия, было одобрено еще одно предложение – создать в СК комиссию по соблюдению нравственности. Хотелось бы надеяться, что первым делом она рассмотрит этичность того главного, что сказал Михалков в адрес оппозиции – что она финансируется врагами государства Российского, но надежды на это нет никакой.

Автор – кинообозреватель «НИ», президент Гильдии киноведов и кинокритиков России