Художник Михаил Шемякин

– Михаил Михайлович, вы частый гость в России, но приезжали сюда по визе. Паспорт, наконец, появился?

– Я давно отказался от российского паспорта, хотя мне не раз предлагали его восстановить. У меня американское гражданство, а история паспортов очень длинная и специфическая. Когда меня выгнали из России, у меня долгие годы был нансеновский паспорт (особая форма паспортов для беженцев. – «НИ»). То есть паспорт человека без родины. Жалкая, белая картонка. Путешествовать с таким паспортом по миру было очень сложно, а мне приходилось, потому что я участвовал во многих международных выставках. И на меня смотрели с недоумением: мол, что это за бумажка? У меня масса комплексов образовалась по этому поводу.

– И как вы решали проблему?

– Она решалась сама собой. Например, были люди, которые предлагали мне помощь. Так, в частности, первым коллекционером моих работ был министр внутренних дел Франции граф Понятовски, знаменитый Поня. Его предка казнили россияне за измену России. Поня был такой двухметровый поляк и как человек очень симпатичный. Однажды он привел меня к себе домой, и я увидел, что у него вся стена завешана моими картинами. Это было спустя два года после того, как меня выгнали из СССР. Мы ужинали, и он предложил мне сделать французский паспорт. Но я отказался. Он спросил: «Почему?» Я ответил, что не хочу быть второсортным натурализированным французом. Есть замечательный фильм Романа Полански «Съемщик». Там как раз главный герой поляк живет в Париже, и когда он начинает качать свои права и показывать французский паспорт, в кадре крупным планом появляются кислые гримасы полицейских. Они смотрят в паспорт и говорят: «Но вы же натурализированный француз…» То есть француз второго сорта. С таким паспортом по французским законам вы не имеете права открывать свой бизнес, если у вас нет жирана, то есть компаньона-француза, акции которого должны на один процент превышать ваши акции. Во Франции очень сложные и жестокие законы, потому что до сих пор не изменен так называемый кодекс Наполеона. Это ведь не Россия, где законы меняются чуть ли не каждый день. Поня спросил тогда у меня, какой бы паспорт я хотел. Я сказал, что если в России будет когда-нибудь демократия, то я бы взял российский паспорт, а сейчас хочу американский. Вся Америка состоит из эмигрантов. Там живут черные, желтые, зеленые, белые, голубые… И все они американцы. Сейчас у меня американский паспорт, и я знаю, что, не дай Бог, случись со мной какая передряга, за мной стоит Америка. А русский я не принимаю потому, что эта страна так и не стала демократичной.

– У вас в России свой фонд, который помогает детям с ограниченными возможностями и занимается адаптацией малолетних преступников…

– При этом средства наши ограничены. Хотя мы занимаемся и образовательными программами, и пропагандой искусства, помощи от государства нет никакой. Единственный помощь оказал Юрий Чайка, который был в то время министром юстиции. Он многое сделал по моей просьбе, чтобы облегчить участь несчастных ребят, которые попали в колонию. За семь лет у нас прошло сто мероприятий. И я стараюсь, чтобы они отличались оригинальностью. Например, в 1965 или 1967 году замечательный композитор Андрей Волконский впервые исполнил «Сюиту зеркал» Гарсиа Лорки («Сюита зеркал» – произведение, основанное на библейских сюжетах. – «НИ»). Волконский был основателем ансамбля «Мадригал». У них была ведущая певица Лидия Давыдова, с которой я очень дружил. Она после его отъезда за границу стала руководителем этого ансамбля. «Сюита зеркал» была исполнена лишь один раз в зале Чайковского, но был страшный скандал, и больше она не исполнялась. И вот благодаря таким замечательным композиторам-педагогам, как Сергей Осколков и Сергей Слонимский, в нашем фонде восстановили эту сюиту, и дети ее исполнили. Кроме того, мы делаем выставки работ детей с психическими отклонениями. Мероприятий много, включая помощь ветеранам войны. Так что о России я не забываю.

– Ваш родной Петербург переживает сейчас не самые легкие времена. Вы следите за тем, что происходит с архитектурным обликом города?

– Я выступаю против многих проектов, разрушающих архитектуру Петербурга. Например, это «Мариинский-2». Если здание будет воздвигнуто, то это станет преступлением против Петербурга, против российской истории. Стеклянные какашки не должны появляться в центре города. Тогда Валера Гергиев войдет в историю не как выдающийся дирижер, а как разрушитель. Он, конечно, не коренной питерец, но ведь и у меня предки из Кабардино-Балкарии. Мне это никогда не мешало выступать против подобных проектов. Валера мне друг, но Петербург дороже. Уже фактически разрушен исторический центр – декорационные мастерские рядом с Мариинским театром. От них остались только стены, потому что был пожар. После этого довольно бездарный архитектор Фабр сделал цементную пристройку и концертный зал. Это, конечно, преступление. Потому что в этих цехах кто только не работал. И Бенуа, и Рерих, и ваш покорный слуга. Кроме того, они очень удобно располагались по отношению к театру. Мы бегали – проверяли декорации, бутафорию. А теперь, чтобы ее проверить, надо ехать два часа по пробкам за Московскую заставу и там, на бывшей фабрике, смотреть, что делают мастера.

– Кстати, как сейчас складываются ваши отношения с русским театром?

– С Мариинским театром очень сложные. Потому что из-за интриг очень интересные балеты, к которым я сочинил сценографию и костюмы, а кое-где и либретто («Кроткая» по Достоевскому, «Весна священная» Стравинского, «Метафизический балет» Прокофьева, «Волшебный орех», новый вариант), это все ушло в подвалы и томится там, несмотря на то, что были вложены большие деньги. До сих пор у меня нет контракта на три моих балета, несмотря на то, что я уже выходил на поклоны, и много лет прошло с момента премьеры. Сейчас я пытаюсь получить хоть какие-то деньги за свой проделанный титанический труд. Поэтому отношения несладкие, как вы понимаете.

– Как раз накануне вашего визита в Россию в Петербурге разгорелся еще один скандал: целый ряд деятелей культуры подписали письмо в защиту «Охта-центра». Вы их мнение, понятно, не разделяете?

– Конечно, нет. Я категорически против «Охта-центра». Но тут проблема не только в том, что опять посягают на архитектурный облик Петербурга. Сейчас, когда президент говорит, что большая часть россиян живет за чертой бедности, вдруг находятся люди, которые запустили лапы в недра России и считают, что все эти ресурсы принадлежат им. Мало того, они заявляют, что у них есть деньги на небоскреб. Ну так пустите эти деньги на образование. Но нет – им, видите ли, ради престижа нужна стеклянная башня. В меньшем здании они разместиться не могут. И не понимают, что это уже не престиж, а позор. Когда я бываю в Петербурге, с тоской за этим наблюдаю. Многое разрушается буквально на глазах. Невский проспект изменился колоссально.

– Об этом писал еще Дмитрий Лихачев. Защищая памятники, он обращался к властям, ему обещали, что работы будут остановлены. А потом, когда волна гнева стихала, строители ночью тихо делали то, что им нужно…

– Совершенно верно. И Даниил Гранин сказал резко, что фашисты не нанесли такого урона Ленинграду, как новые губернаторы с «новыми русскими»…