По своим законам

Древний миф о женщине, из мести мужу убившей собственных детей, в 1797 году пощекотал нервы Луиджи Керубини, создавшему партитуру «Медеи». Премьера в Париже имела успех, но в Европе оперу ставили редко, в России – еще реже. Хотя музыкальный материал любопытный – нагнетание страстей, буйные романтические эмоции, наложенные на экстаз барокко. Возможно, причина в отсутствии запоминающихся мелодий? Модного аутентизма оркестр Музыкального театра, понятно, не задумывал. Но зато оркестр Коробова поискал – и нашел – смычку с нашим временем в присущей Керубини эмоциональности, в пылких контрастах темпов и громкости, отчего отдельные места музыки уместно напоминали о Бетховене, Леонкавалло и даже Шостаковиче.

Титель давно хотел поставить эту оперу, поскольку, по мнению режиссера, она исключительная: «одной ногой стоит в XVIII веке, а другой – в конце XIX, если не в ХХ». Режиссер относится к фабуле «Медеи» как к трагической данности, соединяющей античную мифологию (где чадолюбие не было безусловной добродетелью) и современную реальность, в которой неумение договариваться ведет к кровавым последствиям. Мизансцены выстроены так, что вроде бы бытовая – по костюмам – история исподволь включается в пространство мифа. Действие происходит на бедном юге Европы («Греция, Хорватия, Словения… На Балканах всегда живут по своим законам», – говорит режиссер) в период между двумя мировыми войнами. Родина Медеи – Колхида – далека и чужда. Оттого главный конфликт (для постановщика это принципиально) – столкновение ментальностей и цивилизаций. А личная, семейная история (любил, но разлюбил и бросил) живет на обочине этого конфликта.

Медея и Ясон – бывшие соратники, нервно курящие одну сигарету на двоих и спаянные боевым прошлым. Их история – не из разряда «вернись, я все прощу», а поединок двух сильных воль, «без соплей», как повторял Титель на репетициях. Беда в том, что пуповину насилия не разорвать, хотя Ясон от прошлого устал. А несгибаемая Медея, у которой из-под черного платья видны военные ботинки, не устала. В этом корень зла: он хочет и может измениться, она – нет. В решающий момент, когда надо принять новую данность, но не получается, у женщины срабатывает привычка все решать насилием.

Арефьев чутко уловил эту «пограничную ситуацию», поместив героев оперы в особой атмосфере – на границе стихий, где и жить-то почти невозможно. Женщины в дешевых мещанских платьях, погрязшие в домашней работе: арию «Сжалься!» Медея поет, шинкуя морковь. Грубые мужчины в тяжелых сапогах и брюках-галифе. Они обитают на морском берегу, заставленном бетонными тетраподами. Серые громады предохраняют от бурь и штормов, но и давят на психику – постепенно, от картины к картине сдвигаясь, не оставляя свободы для маневра. В угловатом лабиринте, из которого нет выхода, непременно произойдет нечто экстремальное. Начавшись загорающими девицами на пляже и легким джазом (взаправдашний сценический оркестрик), история кончится тотальной катастрофой. Любовь превратится в ненависть. Слово «семья» станет пустым звуком. А дети окажутся заложниками эгоцентризма взрослых.

Певцы, а особенно певицы Музыкального театра в «Медее» пошли на подвиг: раньше они нечасто исполняли барочную музыку – разве что в концертах, и то не все. Опера сама по себе тяжела для вокалистов. В обеих сопрановых партиях (Медея и ее молодая соперница Главка) полно подводных камней, прежде всего высокая тесситура, так что голос должен взлетать в космос. Плюс положенные XVIII веку колоратуры. И то сочетание упругого драматизма, протяженного во времени, что, по словам режиссера, «требует от певицы большого умения, точного расчета и мастерства». Хибла Герзмава (Медея с голосом беспощадной фурии, пробиравшим до дрожи), Дарья Терехова (пугливая Главка, чьи рулады стали частью женских истерик) и служанка Нерис (Ксения Дудникова) мужественно вынесли на своих плечах сложнейший спектакль. После финального ужаса, когда Медея, теша уязвленное самолюбие, обретает потерянный смысл жизни в мести, а Ясон (Нажмиддин Мавлянов) из-за греха своей неблагодарности, наоборот, этот смысл теряет вместе с убиенной невестой и детьми, – никто не скажет, что история из прошлого не имеет к нам отношения. Что в античной Греции, что в нашей действительности ненависть выжигает жизнь и душу. И разверзается ад.