Максим Покровский

– Когда «Ногу свело» появилась на эстраде, вас сразу записали в альтернативные группы. Сейчас считаете ли вы таковым свой коллектив?

– Мы и тогда не считали себя ни людьми мэйнстрима, ни альтернативной группой. Мы считали себя людьми, которым хочется играть музыку. Весь мудреж вокруг нас – это плод фантазии слушателей и плод фантазии тех, кто мнит себя критиками.

– Но все же вы не были похожи на все то, что было до вас. Как вам удалось пробиться к слушателям?

– На этот вопрос нет ответа. «Ногу свело» перестанет существовать, когда мы поймем формулу своего успеха. Это совершенно не означает, что группа исчезнет, но мы просто перейдем в какую-то другую стадию существования. Перестанем развиваться. С другой стороны, существовать в качестве памятника самому себе – нормальная форма, многие артисты существуют в таком виде достаточно долго, при этом они нормально питаются, у них губы лоснятся. Сытые губы такие. Причем я сейчас не пытаюсь как-то поддеть. Сытые губы и розовые щеки – это нормально. Но это не должно быть опцией, которая сопутствует нахождению формул.

– Если бы в сегодняшней ситуации стояла задача подняться с нуля, что бы вы делали? И что вообще нужно сегодня делать молодому музыканту, чтобы пробиться наверх?

– Молодому музыканту сегодня нужно усредниться: понять, как звучит форматная музыка, ни в коем случае не выделяться, уяснить для себя, что главное – это серость, похожесть, и дело в шляпе. Я не знаю, справился бы я с этой задачей.

– Группа «Ногу свело» стала известной благодаря песне «Хару Мамбуру». Почему у нее нет продолжения и язык, удачно придуманный, не развивается?

– В этом языке нет больше слов. У нас есть песни на другом языке, скажем, песня «Диблопопс», есть ее брат «Новый Диблопопс», еще несколько песен, а «Хару Мамбуру» не должна продолжаться. Это вам не «Брат-2».

– На вашем сборнике лучших песен я нашел трек, который называется «Сибирская любовь (фонограмма для отборочного конкурса Евровидение)». Что вас связывает с Евровидением?

– В 94-м году мы хотели принять участие в Евровидении и записали фонограмму, которая удовлетворяет основному требованию – длится не более пяти минут. Мы представили ее на национальном отборочном конкурсе Евровидения здесь, в студии на Шаболовке. Мы два раза пытались попасть на этот конкурс. Через год, точнее через два года, пропустив один отбор, мы снова попытались поехать с песней «Московский романс». Зачем это было нужно? Представляете, мы с «Московским романсом» (песня поется от лица московского бомжа, побирающегося в транспорте. – Ред.) приезжаем на Евровидение! Это круто по определению. «Сибирская любовь» заняла на отборочном туре второе место, а «Московский романс» сочли для Европы унизительным и обидным.

– А вы сами Евровидение смотрите?

– Нет. У меня с ним нехорошие ассоциации.

– Недавно вы записали песню «Бензин» и сразу же стали устраивать презентации на бензоколонках, у вас в спонсорах появилась известная нефтяная компания, ныне опальная. Это новая форма рекламы?

– Песня была записана сама по себе, и мы вовремя поняли, что будем дураками, если не выпустим отдельный сингл и не устроим презентацию на бензоколонке. Нефтяная компания откликнулась. С тех пор мы дружим. Более того, вас, наверное, крайне удивит, но у меня есть задумка сделать песню под названием «Масло». У меня не существует сейчас никакого бизнес-плана, никакого спонсорского договора, никакого бюджета, но есть песня.

– И о чем же будет песня «Масло»?

– Я не люблю говорить, о чем мои песни. Айвазовского спросили о картине, на которой были изображены волны: «О чем ваша картина?» Он ответил: «О волнах». Моя песня «Масло» – о масле. Не о бюджете.

– Когда многострадальную группу «Ленинград» запретили в очередном городе, местные чиновники сказали, что будут приглашать нормальные группы – «Ногу свело», «Руки вверх». Как вам соседство?

– Я искренне люблю группу «Ленинград», но я отдаю себе отчет в том, что, кроме группы «Ленинград» и ее поклонников, существуют дети, мамы, детские сады. Просто существуют какие-то нормы поведения в обществе. У нас в репертуаре есть «Матная песня» (известное слово из трех букв там повторяется 51 раз. – Ред.), но, перед тем как исполнять ее публично, мы предварительно задаем вопросы публике и даже в процессе концерта пытаемся убедиться, что в зале нет детей или малолетних, то есть демонстрируем, что с нашей стороны существует понимание правил, существующих в обществе. Поэтому факт запрещения выступлений группы, у которой нормой является ненормативная лексика, я не считаю из ряда вон выходящим событием. С другой стороны, это никак не повлияет на вклад группы «Ленинград» в мировую культуру. Если ей суждено попасть в сокровищницу мировой культуры, она туда попадет. Если не суждено, то никакие вердикты, разрешения или запреты ничего не решат. Что касается чиновника, то он продемонстрировал незнание специфики и репертуара, непонимание того, что творится на сцене, и это привело к тому, что он взял и по аналогии совместил «Руки вверх» и «Ногу свело». Это элементарная необразованность, но если вы меня сейчас спросите, кто является председателем какой-то политической партии, то я их тоже не знаю, для меня они все на одно лицо.

– На одно из «Нашествий» вы привезли увеличенную модель, скажем так, главного героя вашей «Матной песни»…

– Нас заставили. Это была плата за то, что мы исполняем эту песню, какое-то ее подтверждение.

– А вам часто приходится идти на компромиссы с разного рода организаторами?

– У нас не было ситуаций, когда мы отказывались от какой-то песни во избежание острых углов. В основном все компромиссы сводятся к умению находить общий язык, заинтересовывать людей, будь то творческие люди, снимающие видео, работники теле-, радиоканалов, будь то кто-то еще. Это умение общаться. Не все телепрограммы интересны, не все телеведущие умны, не все редакторы тактичны, но при этом надо брать себя в руки и искать общий язык. В какой-то передаче принять участие с каким-то другим чувством, пусть нескромным, но все-таки продуктивным: я поучаствую, и она станет чуть-чуть лучше.

– Вы часто выступаете с разными музыкантами. Была Ветлицкая, была Пугачева, на «неголубом огоньке» была «А-студио». Это все тоже компромиссы?

– Наталью Ветлицкую мы сами пригласили, а в остальных случаях – да, компромиссы для того, чтобы принять участие в проекте, показать себя и свою музыку. Но, например, «А-студио» интеллигентно вписалась в нашу музыку, музыканты оказались творческими и профессиональными людьми. А если говорить о том, что у них другой стиль... Простите, но стиль – это папье-маше.

Справка «НИ»

Максим ПОКРОВСКИЙ родился в 1968 году. Окончил Московский авиационный институт. В 1989 году вместе с барабанщиком Антоном Якомульским создал группу «Ногу свело». В 1990-м был записан, но не издан первый альбом группы – «1:0 в пользу девочек». Популярность пришла в 1993 году, после участия в фестивале «Поколение-93». На сегодняшний день группа является обладателем «Гран-при» многих российских фестивалей. К своему 15-летию, которое будет отмечаться 20 апреля, группа «Ногу свело» выпустила альбом «Откровенные фотографии». Издательство «Вагриус» к юбилейной дате выпускает книгу стихов, текстов песен, прозы, рисунков и фотографий Максима Покровского. Рабочее название сборника – «Детские рисунки».