Композитор Владимир Мартынов

– Владимир Иванович, как вы оказались в числе художников, участвующих в Московской биеннале?

– Мне кажется, сейчас не интересно заниматься только одним видом искусства – например, музыкой. Интереснее осуществлять мультимедийные проекты, объединяющие музыку, фотографию, видео. Сотрудничая с художниками, начинаешь что-то придумывать сам. Я был удивлен, когда лет пять назад в Культурном центре «Дом» устроили первую выставку моих работ. Сейчас я по-прежнему занимаюсь инсталляциями, устраиваю перформансы с разными художниками.

– Лет десять назад вы написали, что «время композиторов прошло». Оправдались ли ваши предсказания?

– По-моему, ситуация развивается по самому худшему сценарию. Я даже не предполагал, что все будет именно так. За это время не появилось ни одного молодого талантливого композитора. Везде все тот же набор имен: Десятников, Пярт, Канчелли, Сильвестров. Наше поколение остается самым радикальным. В свое время я пытался конкурировать со Шнитке и Денисовым, они конкурировали со своими предшественниками. Сейчас никто не пытается нас вытеснить, никто не наступает на пятки. В 60-е годы, когда я учился, композитор считался престижной, уважаемой фигурой. Помню, как на приемах министры выстраивались в очередь, чтобы чокнуться со Стравинским бокалом шампанского. Сейчас очереди не будет даже к Пендерецкому. Заниматься академической музыкой абсолютно непрестижно. Даже у Паваротти гонорары на несколько порядков ниже, чем у Мадонны. О композиторах я вообще не говорю. А если так, ради чего копья ломать?

– Сочинять музыку для кино и телесериалов – тоже непрестижное занятие?

– Работа в кино – это работа на дядю. Павел Лунгин – замечательный человек, но, работая с ним, я испытывал дискомфорт: приходилось делать то, что нужно ему. Я бы сделал все по-другому. Думаете, в киномузыке не происходит деградации? Владимир Досталь недавно закончил сериал по произведениям Варлама Шаламова, я писал для него музыку. На запись музыки было выделено 2 тыс. долларов. Даже запись музыки для театрального спектакля обходится как минимум в 10 тыс. Чтобы уложиться в бюджет, я должен быстренько сбацать что-то на синтезаторе. Но я поставил условие, что никакой электроники не будет. В итоге ансамбль «Opus Posth», которым руководит моя жена Татьяна Гринденко, работал практически бесплатно. И так везде. Я смотрю сериал «Идиот» и понимаю, что в нем звучит электронная фонограмма. Но это же не «Бандитский Петербург»! В Америке электронную фонограмму используют только в сериалах третьего сорта.

– Вы часто смотрите телевизор?

– Просто он все время работает, иногда я смотрю «Новости» или фрагмент какого-нибудь фильма. Сейчас любой режиссер может экранизировать все, что угодно: от «Мастера и Маргариты» до «Доктора Живаго». О результатах лучше не говорить. Главное доказательство бездарности нашего времени – ремейки фильмов. Например, «Золотого теленка».

– Выходит, все безнадежно, искусство в кризисе, и ничего хорошего не предвидится?

– Не совсем безнадежно. Мне кажется, будущее за мультимедийными проектами, за любительским искусством. Не зря сейчас все так заинтересовались любительским видео и клубной музыкой. Эта тенденция очень показательна. Люди устали от совершенного, академического искусства (оно очень пафосно и претенциозно) и хотят чего-то нового, свежего. Есть надежда, что из этих неформальных интересов родится новое искусство. Эта ситуация напоминает мне ту, что была в XVI веке. Слушателей перестало интересовать великое искусство контрапункта. На смену ему пришло одноголосное пение. Тогда эта музыка считалась абсолютно маргинальной, подзаборной. Но потом из этого направления возникла музыка Монтеверди, Моцарта и других великих композиторов. Возможно, в клубной, диджеевской музыке заложены истоки будущего искусства. Даже такой мэтр, как Роберт Уилсон, занимается мультимедийными проектами.

– Чем Уилсона заинтересовал «Апокалипсис» и как он собирается его поставить?

– Он решил, что его спектакль будет посвящен памяти жертв репрессий (прошло ровно 70 лет с 1937 года). Пока будет звучать «Апокалипсис», чтецы будут называть фамилии всех арестованных и осужденных в то время. Сначала Людмила Петрушевская хотела написать какой-то текст, но потом мы решили, что лучше перечислить имена всех погибших. Это будет мультимедийное действо с несколькими экранами.

– Какое пространство он выбрал?

– Красную площадь. Что вы удивляетесь? Красная площадь – построена как храм и предназначена для таких действ. Храм Василия Блаженного – его алтарь, если вы там были, то помните, что в нем практически нет места для прихожан. Лобное место – амвон и так далее. В XVII веке на Красной площади показывали церковные действа «Хождение на осляти», «Умовение ног». Уилсон тоже решил устроить ритуальное действо с шествиями, имитирующими крестные ходы. Он любит делать проекты с финансовым и индустриальным размахом. А большинству русских режиссеров приходится работать как кустарям-одиночкам.

– В Америке проще найти на это средства?

– Дело не только в средствах, а в складе сознания. Например, Уилсон любит повторять, что самое главное – fondrising (умение добывать деньги на проекты). Мне кажется, что современный художник должен быть бизнесменом.