Posted 17 сентября 2012,, 20:00

Published 17 сентября 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:37

Updated 8 марта, 05:37

Маркетологические страсти

Маркетологические страсти

17 сентября 2012, 20:00
Фильм «Москва 2017» – настолько редкое сочетание остроумия с профессиональной беспомощностью, что иноязычные фамилии его создателей – Бредшоу и Дулерайн – читаются как русские говорящие псевдонимы. Тем более что английское название фильма – «Branded» – очень похоже на родное «Сбрендить».

В отличие от своего соавтора, за которым до сих пор числилась всего одна короткометражка, Александр Дулерайн известен как режиссер-«параллельщик» («Иван-дурак», «Дзенбоксинг») и как продюсер, на чьем счету коммерчески успешные продукты вроде «Самого лучшего фильма» и «Яиц судьбы». Последнее тем более странно, что значительный прокатный успех «Москве 2017» не светит, а на иной – например, фестивальный – картина не может и замахиваться по причине очевидной вторичности. Хотя все же приятно, что авторские амбиции, пусть и неадекватные, взяли верх над финансовым расчетом.

Маркетолог Миша Галкин, участвующий в борьбе торговых марок за рынок сбыта, списан с копирайтера Вавилена Татарского из романа Пелевина «Generation П», если не с удачной экранизации этого романа, сделанной Виктором Гинзбургом. Казалось бы, имея таких предшественников, можно пойти дальше, но не тут-то было – недурную идею фильма погубило несуразное воплощение.

Зрительские неприятности начинаются, как только герои в исполнении Эдда Стоппарда и Лили Собески открывают свои англоговорящие рты и начинают лить в зал скверно дублированную речь, интонации которой находятся в противофазе с мимикой исполнителей. Затем начинает раздражать повествование: между вступительным титром (где перечисляются люди, якобы слышавшие «голоса» и благодаря этому изменившие мир), прологом (в котором юного Мишу сшибает молния) и дальнейшим рассказом о деятельности героя нет никакой связи, а сцены подчас сменяют друг друга безо всякой логики. Но особенно труднопереносимы деревенские эпизоды, в которых сбежавший от брендов на природу Миша пасет коров – возможно, задуманные как стеб над опростившимся героем, но вызывающие стеб над авторской неуклюжестью.

При этом изо рта Галкина порой вылетают неглупые и занятные суждения вроде того, что красные одержали победу в Гражданской войне, поскольку их лживый рекламный слоган «Фабрики – рабочим, землю – крестьянам, мир – народам» оказался привлекательнее тех, что предлагали белые, а Мишин американский партнер роняет: «Вся ваша страна – сплошной фальшивый фасад», по сути, повторяя то, чему автор этих строк четверть века назад учил младших на фасадной шабашке: «Главное противоречие советского строя – противоречие между фасадом и нутрянкой». Более того, в картине встречаются не уступающие пелевинским гэги вроде антирекламы памперсов: «Ваш ребенок останется сухим и стерильным», в которой обыгрывается второе значение слова «стерильный». Да и генеральная мысль «Москвы 2017» ернически актуальна: основное содержание современной эпохи – это война брендов, полководцами которой являются маркетологи и копирайтеры, действующие в интересах заказчиков, будь то производители оружия, фастфуда или ширлей-мырлей, но продающие не материальные товары, а соответствующие им идеалы и образы жизни. И, если дополнить оборванный в фильме визуальный ряд, можно сказать, что победа в битве мясных ресторанов с вегетарианскими зависит от того, какой женский идеал удастся навязать потребителям – рубенсовско-кустодиевский или климтовско-модильяниевский. Или, если угодно, от того, какая смерть окажется для них предпочтительнее – от ожирения или от истощения.

Интересно, что аналогичное сражение разыгрывается еще в одном фильме – в лаконичной киноновелле Михаила Местецкого «Ноги-атавизм», герой которой пропагандирует удаление ног для продления жизни и даже ложится под нож хирурга, чтобы доказать свою правоту, но сталкивается с сопротивлением производителей и продавцов обуви, нанимающих контрхирурга, который насильственно пришивает ему другие ноги.

Но если у Местецкого получилась динамичная картина с активно действующим героем, то из рук Бредшоу и Дулерайна вышел нежизнеспособный гибрид литературы и кинематографа. Беда в том, что протагонист «Москвы 2017» – не действующее, а всего лишь говорящее лицо, причем не главное, так как главным является закадровый рассказчик, чей язык настолько уступает пелевинскому, что лучше бы его и вовсе не слышать. Впрочем, не все еще потеряно, если соавторы напишут англо-русский роман по мотивам своего фильма, вместив туда все словесные заимствования последней четверти века, начиная с мерчендайзинга и кончая ребрендингом.

"