Posted 18 июня 2020,, 08:13

Published 18 июня 2020,, 08:13

Modified 7 марта, 15:05

Updated 7 марта, 15:05

Любовь на Тьме: вышел в свет роман из жизни русской усадьбы

Любовь на Тьме: вышел в свет роман из жизни русской усадьбы

18 июня 2020, 08:13
В своей дебютной книге Наталья Соловьева собрала множество исторических, этнографических и лингвистических примет жизни в тверской деревне первой половины ХХ века
Сюжет
Книги

Чтобы понять, каким должен быть классический, настоящий, имеющий смысл и перспективу литературный дебют, стоит прочитать роман Натальи Соловьевой «На берегу Тьмы» (М.: АСТ. 2020).

Анна Берсенева

Автор сразу и полностью, не экономя силы, демонстрирует свой несомненный талант и так умеет обратить в свою пользу собственную повествовательную неопытность, что она становится сильной стороной текста.

Неопытность состоит в том, что поступкам героев не хватает мотивации, и это еще мягко сказано. Юная тверская крестьянка Катерина влюбляется с одинаковой искренностью и с разницей в несколько дней в женатого помещика из Бернова Николая Вульфа и в молодого купеческого сына Александра Сандалова, будущего берновского управляющего. Что ж, бывает с молодыми девушками, и сколько угодно. Так же, как и выбор молодые эти девушки, хоть крестьянки, хоть дворянки, хоть айтишницы, сколь угодно часто делают, как и Катерина, не в пользу достойного, а в пользу ничтожного. Но объяснение, которое героиня выстраивает для себя, пытаясь совместить обе свои влюбленности, причем выстраивает не только в юности, а на протяжении всей своей тяжелой жизни, настолько бестолково, поверхностно, примитивно прагматично, до глупости наивно, причем все это одновременно, - что оторопь берет каждого, кому не чужд здравый смысл.

Однако вместе с этой оторопью появляется и некое ускользающее от понимания, саднящее, даже раздражающее ощущение: а ведь это какой-то очень знакомый тип сознания... Ну еще бы не знакомый! Да мы ежедневно сталкиваемся с его проявлениями, даже если живем не в тверской усадьбе Берново начала ХХ века, а в любом современном российском населенном пункте, и неважно, в мегаполисе, в районном центре или в поселке. Эта неспособность к рефлексии, не позволяющая видеть любое значимое явление в целом, и замена ее почти физиологической рефлекторностью, это отсутствие логики в собственном поведении и, как следствие, неожидание логики от других, то есть принятие самых чудовищных поступков людей, в том числе близких, как абсолютно естественных, эта самоотверженность, доходящая до идиотизма и разрушающая жизнь - опять-таки как собственную, так и жизнь близких людей, это органичное умение из двух зол выбрать оба, эта покорность судьбе, которую сам же и сформировал своей покорностью, эта мощная способность яростно сопротивляться всему, что мешает тебе быть именно таким, а не другим...

Как трудно поймать в сети литературы этот распространённейший тип человеческого сознания вообще и нашего отечественного в частности! Как ускользает он от любой фиксации, обрушивая на наблюдателя целый поток из множества поступков, мыслей, чувств, прямо противоречащих друг другу! Я уверена, что именно неопытность помогла Наталье Соловьевой справиться с невыполнимой задачей и описать в своем первом романе этот текучий, как вода, тип сознания. Уже одного этого было бы достаточно, чтобы сделать роман «На берегу Тьмы» увлекательным.

И все-таки значимым его делает в моем понимании другое. Наталья Соловьева объясняет в предисловии, как появился этот роман: «Каменная усадьба на холме, старинный парк с аллеями и река с интригующим названием Тьма. Впервые я приехала в Берново в 2003 году сразу после учебы во Франции. Легкая запущенность и безыскусность русской усадьбы сразу отозвались во мне. Но особенно меня впечатлил дом. В родительской семье не было никаких довоенных, а тем более дореволюционных вещей: я выросла в Беларуси, где после войны ничего этого не осталось. А в Бернове меня встретили сундуки, старинные зеркала, иконы и фотографии нескольких поколений Сандальневых.

События, которые произошли в Бернове и в этом доме в первой половине ХХ века, захватили мое воображение. Я попыталась скрупулезно, максимально достоверно восстановить их в моей книге: переписывалась с историками, собирала воспоминания, изучала архивы и старые письма. Но несмотря на то, что и помещик Вульф, и управляющий Сандальнев, и безграмотная крестьянка Бочкова существовали на самом деле, личная история Катерины — не более, чем смешение многих семейных притч, услышанных мной во время написания книги и задолго до этого».

Все, о чем сказано в предисловии, действительно предстает на страницах книги. С воссозданием среды, в которой происходит действие, Наталья Соловьева справилась так, что о дебютности ее романа забываешь абсолютно. Каждый автор знает, как разбегаются глаза, когда на него обрушивается даже куда менее колоритный материал, чем тот, который послужил основой для этой книги. Хочется не упустить ничего, не выронить ни одного драгоценного камня - и в результате получается не художественный текст, а энциклопедия.

В романе «На берегу Тьмы» не произошло ничего подобного. Его прелесть состоит даже не в том, что Наталья Соловьева собрала множество исторических, этнографических и лингвистических примет жизни в тверской деревне первой половины ХХ века, не упустив буквально ни одной ее сферы и упомянув, например, о том, что крестную мать называли божаткой, купца - аршинником, а солдатку времен Первой мировой войны - германкой, - но в том, как тонко и умело она вплела все это в текст. И объясняется ее умение явно не повествовательным опытом, а тем, о чем я упомянула в самом начале: несомненным талантом. Его приметы проступают по всему тексту.

Вот Катерина впервые уезжает из дома - и «гуси, примерившись в острый длинный клин, сиротливой ниточкой наметывали очередную главу своей птичьей жизни — улетали из своих гнезд к новому теплу».

Вот у помещика Вольфа, безнадежно влюбленного в Катерину, умирает собака: «За окном шел все тот же бесконечный дождь, пробирающий до костей, шептал гадости о безнадежности положения. Николай вдруг осознал, как устал от себя самого, а любимое существо умирало».

Вот уходят на Первую мировую солдаты: «Николай обернулся: взбитая дорожная пыль позади провожала новобранцев, словно образуя еще одно несокрушимое войско, песчаное, уходящее в небытие».

Никто и никогда не объяснит, почему книга держит читателя в поле своего напряжения. Понятно, что читатели разные, и все-таки это ощущение универсально, и либо присуще оно тексту, либо нет. Книге Натальи Соловьевой оно присуще безусловно. И, думаю, не будет потеряно в дальнейшем - вряд ли талант позволит.

"