Спецпредставитель президента РФ Михаил Швыдкой

– Михаил Ефимович, сейчас идет активное обсуждение «Основ государственной культурной политики». Вы как-то заметили: «…мы живем в то время, когда в стране нет нормативной эстетики»… Вам не кажется, что законодатели пытаются ввести, так скажем, некоторые эстетические нормы?

– Концепция государственной политики, на мой взгляд, необходима – это я говорю как бывший министр культуры. Я прекрасно понимаю, что для любого министра это было бы счастьем, потому что концепция в первую очередь дает понимание того, как распределять средства в конце концов… Тот вариант концепции, который был представлен Владимиру Владимировичу Путину Владимиром Ильичом Толстым и «выпущен» для всеобщего обсуждения, с моей точки зрения, вполне разумен. Там есть и эстетический плюрализм, и мультикультурализм, который, скажем, в некоторых версиях отсутствовал. «Многокультурность» – это благо и достояние нашей страны, ведь в России, к примеру, 160 языков. Поэтому в документе, который предложен, в нем нет «нормативной эстетики» и нет непонимания того, что Россия – страна, богатая культурным разнообразием, а от взаимодействия культур зависит очень многое…

– Вы отмечены наградой «За образцовое владение русским языком в профессиональной сфере» в номинации «Слово в диалоге». Кто был вашим учителем?

– Для меня очень важны уроки Андроникова… Совершенно изумительно говорил по-русски Иосиф Бродский. Его речь абсолютно классицистская, петербуржская… Замечательно говорил по-русски Алексей Николаевич Арбузов. Для меня важно было и то, что мы дружили со Святославом Бэлзой, владевшим русской речью в совершенстве.

– Как человек, связанный с театром, что можете сказать о предстоящем запрете мата на театральных подмостках?

– Видите ли, в чем дело, я и сам очень сильно ругался раньше, использовал ненормативную лексику, но тем не менее считаю, что великая русская литература обходилась без мата – Чехов и Бунин обходились... У Достоевского есть знаменитый очерк, повествующий о том, как он шел за двумя мастеровыми, которые ругались матом невероятно. Когда он спросил их, что же вы так ругаетесь, они рассказали, как их обманул подрядчик. И Федор Михайлович понял, что, видимо, для выражения таких эмоций других слов не нашлось. Но все же это происходило не на сцене. Я помню, какой скандал вызвала моя программа «Без мата нет русского языка», и считаю, что мат не должен использоваться в произведениях искусства и тиражироваться публично. С годами понимаешь, что все-таки как думаешь, так и говоришь… И как говоришь, так и думаешь… Если все свести к мату, это приведет к большой деградации внутренней человеческой жизни. Мат или другое нелитературное слово должны появляться в произведении так же, как «обнаженная натура» или как, скажем, красный флаг в фильме Эйзенштейна, потому что это может быть только один раз и для того, чтобы выразить нечто эмоционально непереводимое. Но когда это становится частью нашей культуры… да не разговаривают так русские люди на самом деле; это все же некая иллюзия наших некоторых молодых литераторов, не более того.

– Вы, наверное, следите за судьбой крымской коллекции «Крым – золотой остров в Черном море», пребывающей в Нидерландах? Что с ней сейчас происходит?

– С моей точки зрения, ситуация очень сложная. Понятно, что музеи Крыма в высшей степени заинтересованы, чтобы возвратить коллекцию обратно. Поскольку на данный момент музеи Крыма являются частью российской культуры, Министерство культуры РФ и Министерство иностранных дел, разумеется, оказывают всяческое содействие, для того чтобы эти вещи вернулись назад. С другой стороны, Министерство культуры и МИД Украины принимают какие-то шаги, чтобы эта коллекция попала не в Крым, а в Киевский исторический музей. В частности, несколько дней назад я читал приказ Министерства культуры Украины (он уже опубликован), в котором все вещи из музеев Крыма, которые находятся в Нидерландах, приказом министерства переведены в коллекцию Киевского исторического музея. Это, конечно же, создает юридические сложности. Музейное сообщество (в том числе и музейное сообщество Нидерландов) считает, что коллекция должна вернуться в Крым. Ведь музейщики – это особые люди, и они прекрасно понимают, что изъятие любой вещи из музея является разрушением его некоего образа… Это непростая история, но мы ею занимаемся для того, чтобы решить проблему в пользу Крыма. И я не говорю сейчас – Российской Федерации, а именно в пользу музеев Крыма, что было бы совершенно справедливо.

– Что бы вы хотели особенно подчеркнуть, открывая Год русского языка и литературы, проходящий в Германии при поддержке Министерства культуры РФ?

– Язык существует не только для того, чтобы, например, в подлиннике читать Томаса Манна. Люди начинают изучать язык, когда понимают, что он может обеспечить им достаточную реализацию. И в этом смысле перекрестный год – это хороший шанс еще раз открыть немецкой публике, немецкому обществу Россию, в которой можно реализоваться, зная русский язык, равно, как и наоборот. Важно понимать, что такая «билингвальность» должна ориентироваться не только на наших соотечественников, живущих в Германии; она должна ориентироваться и на немцев…

– Известно, что ваш любимый немецкий писатель Томас Манн. А русский?

– Очень трудно ответить. Но я думаю, что, скорее, Толстой и Чехов, все-таки не Достоевский... Но вообще-то, наверное, Лермонтов. Я часто перечитываю его прозу и стихи, очень его люблю.

– А что происходит сейчас в вашем Театре мюзикла?

– В настоящий момент все сложно, так как «собирается» перед выходом новый спектакль «Золушка 16+» по сценарию Дмитрия Быкова, с музыкой Раймонда Паулса. Олег Глушков ставит танцы, продолжает репетировать Дмитрий Астрахан, Игорь Кантюков делает аранжировки… Все в таком «нервлении»! Мы выходим на сцену 1 сентября и начинаем репетиции. Премьера – 25 сентября. А до этого съездим на гастроли в Крым, в конце августа на 10 дней… С Андроном Кончаловским, Юрием Ряшенцевым, Эдуардом Артемьевым мы продолжаем работу над новой редакцией рок-оперы «Преступление и наказание». Процесс сложный, но я думаю, что уже в июле мы придем к какому-то окончательному решению и, наверное, зимой запустимся. А еще у меня на столе лежит партитура «Принцессы цирка», которую я хочу делать с канадскими циркачами. Параллельно мы с Игорем Кохановским думаем, кто напишет музыку к его «Ревизору». Это замечательная пьеса, такая чисто «мейерхольдовская» история, но вот кто будет композитором – пока большой вопрос...

СПРАВКА