Красавица наедине с чудовищем

В отличие от «Рождения Венеры» и «Весны», безвыездно хранящихся в галерее Уффици (все- таки главный флорентийский аттракцион), эта картина Боттичелли довольно много путешествует. Оно и понятно: по размерам не так велика и (не в пример «Венере») меньше растиражирована по обложкам и постерам. Однако здесь в наличии все, за что так ценится Боттичелли: переплетение христианских и языческих мотивов, эмблематичность и созерцательность. И конечно, недоговоренность и туманность сюжета.

Название гастрольной картины «Паллада и кентавр» до сих пор вызывает споры. С кентавром все понятно – он действительно написан по античной традиции – с человеческим торсом и лошадиным крупом. Паллада (воительница, или копьеметательница) – это эпитет Афины, греческой богини мудрости. На Афину намекают и алебарда вместо копья, ветви оливы, обвившие героиню Боттичелли. Единственная проблема – боттичеллиевская Афина, которая держит кентавра за загривок, очень уж нежна, полна неземной грусти и по мифологии не имела особых дел с кентаврами.

Здесь-то и включаются разного рода теории и истории эпохи Возрождения: от неоплатонизма (когда во всей композиции видят намек на усмирение разумом животной природы человека) до матримониальных подарков (якобы картина предназначалась на свадьбу одного из сыновей Медичи).

Рассуждения о том, что изображено, можно продолжать бесконечно. В Пушкинском, однако, не стали устраивать вокруг Боттичелли особых проектов – картина вывешена в том зале, где находятся все другие старые итальянские мастера. И такое внедрение – с большой помпой, с долгими речами и «Временами года» Вивальди в исполнении оркестра – могло бы быть обставлено куда как более изобретательно.

Сам жанр «Выставка одной картины» далеко не так бесхитростен, как может показаться. Можно, конечно, повесить на стену одну вещь и гордиться самим фактом ее прибытия. Но тут придется столкнуться с реакцией, которая возникла у многих приглашенных на вернисаж: после полутора часов тоскливого томления под официальные речи те, кому удалось прорваться в небольшой зал к картине, выходя, радостно сообщали: «Такая же, как на репродукциях!» Например, другой шедевр Ренессанса, «Святого Себастьяна» Антонеллы да Мессины (из Дрездена), в ГМИИ показали куда как более основательно.

Возможно, бедность презентации можно списать на спешку, с которой происходит смена итальянских картин. Не успели расстаться с Рафаэлем (его «Дама с единорогом» из Рима пробыла у нас чуть более месяца), потом приехал Боттичелли – и вот уже в Италии пакуют «Голову Медузы» Бернини. Такие пролеты тяжелой артиллерии хороши для парадов, но на культурную среду они никак не влияют.

Ситуацию в небольшой степени исправляют другие гастроли. Так, в конце недели в Музеях Кремля начнет работу выставка «Сокровища Медичи» – как раз про то самое флорентийское семейство, которое заказывало Боттичелли его поэтические картины. В прошлом году обещали привезти сначала Антонеллу да Мессину (в Третьяковку), а потом и экспозицию Караваджо в ГМИИ. Но Мессина якобы по вине Сицилии сорвался, а о Караваджо говорят теперь уже только в сослагательном наклонении – хотелось бы, но ничего не известно. Поэтому музейщикам приходится держать отличную мину при плохой игре. Если бы прибытие «Паллады и кентавра» было эстетически обставлено, глядишь, из него что-то и вышло бы, кроме дипломатических любезностей.