Режиссер Жан-Поль РАППНО

– До фильма «Образцовые семьи» вы 11 лет не снимали. Чем объяснить эту загадочную паузу?

– Вообще, хоть я и человек старой школы и довольно долго готовлю свои фильмы, такой перерыв для меня несвойствен. Но случилась довольно трагическая для меня история: я готовил проект фильма «Иностранные дела», пять лет на него ушло, и в результате этот фильм так и не был сделан. Мы долго выбирали натуру (действие должно было происходить на территории одной из постсоветских республик), думали о Казахстане, но в итоге остановились на Киргизии. Сюжет там развивался на территории французского посольства, и это была бы история и о любви, и о промышленном шпионаже, о разных авантюрах. Уже был написан сценарий, утверждена часть исполнителей, и вот оказалось, что этот фильм слишком дорог в контексте современного французского кино, и хоть мы и пытались урезать бюджет, оказалось, что этот проект нереализуем. Эта история стала для меня большим ударом, мягко говоря, потому что проект этот уже в моей голове существовал. Пришлось вернуться к скромной идее «Образцовых семей». Но тем не менее тот, предыдущий проект – это десять лет моей жизни. Впервые я столкнулся с препятствием в виде денег – никогда со мной не случалось такого.

– Это очень личная для вас картина? В ней угадываются автобиографические черты…

– Конечно, я вспоминал свое детство и раньше, но идея заняться своими воспоминаниями, оформить их, вспомнить, что такое дом, вернуться к себе после долгих странствий по миру (ведь в каждом моем фильме герои куда-то попадают на чужбину) – вот эта идея закономерная пришла ко мне на волне «падения» того киргизского проекта. И все вокруг говорили: «Отчего ты не снимешь про свое начало?», и мой друг, режиссер Ален Кавалье, советовал: «Расскажи о своем семейном доме, где ты прожил первые 17 лет жизни и откуда ты вышел в большой мир».

– Близкие к импрессионизму кадры наполняют эту чеховскую почти историю про утрату и обретение дома. Вы ставили особые задачи оператору Тьерри Арбогасту, вашему постоянному соавтору в последние годы?

– Это мой первый фильм, снятый на цифру. Можно сказать, что это Тьерри Арбогаст руководил мной, вел меня по этой новой для меня территории. Но мы с ним понимаем друг друга с полуслова, он чувствует то, что я еще не успел сформулировать. Это фильм очень личный и, приходя в этот проект, я будто принес с собой целую корзину воспоминаний. Не материальных, а образных, это были пространственные идеи, это был свет, это были определенные краски моего детства. Не случайно человек хочет однажды вернуться к истокам, оценить прошлое, не случайно другой французский режиссер, тоже мой друг, Арно Деплешен, в том же 2015 году выпустил фильм под названием «Три воспоминания моей юности». Это значит, что начинается новое тысячелетие, хочется взглянуть, что осталось от той Франции, которая вырастила нас.

– Во французской прессе писали, что бюджет был достаточно высоким для комического жанра. Это особое отношение продюсеров к вам?

– Финансирование фильмов у нас теперь делится по категориям, и я сегодня отношусь к средней категории, но внутри нее я ближе к дорогим фильмам. Конечно, это объясняется особым отношением моих продюсеров, с которыми мы работали на предыдущем фильме «Счастливого пути!». Лоран и Мишель Петены разделяют мое мнение, что кино должно быть красивым. Я люблю, когда есть на что посмотреть в кадре, когда куча деталей и все складывается в общую гармоничную картину. Мы снимали в Париже и Лондоне, мы снимали в Шанхае и во французской провинции, и, если вы смотрите в кадр, вам не к чему придраться. Поэтому я не думаю, что на чем-то здесь можно было бы экономить, я горжусь этим фильмом, как и мои продюсеры.

– Вы много работаете со словом, не понаслышке знаете сценарное дело – ваше первое ремесло. Какие проблемы сегодня в драматургическом цехе, на ваш взгляд? Уже невозможны такие мастера слова, как Жан-Клод Каррьер, к примеру, в прошлом году получивший почетный «Оскар» как сценарист?

– И я продолжаю писать сценарии от руки. Не хотелось бы по-старчески ворчать «раньше было по-другому», но мир действительно изменился, изменилось соотношение между вербальным и образным в изложении информации. Современные люди очень быстро переходят к картинкам, к комиксам, к съемкам на мобильные телефоны. Поэтому и получается, что они уже думают картинками, а не историями, которые вырастают из этих картинок. Для меня всегда вначале было слово, лист бумаги и карандаш, потому что я продолжаю писать один вариант, другой, третий. Вы упомянули великую фигуру Жан-Клода Каррьера, моего друга, это, возможно, последний из могикан сценарного цеха. Обычно на энном варианте сценария, который я пишу, я звоню ему, и мы проводим утро вместе. Жан-Клод с одной и той же авторучкой с завинчивающимся колпачком читает мой текст, который я до него многократно утюжил и шлифовал. И самые удачные слова и ключевые реплики рождаются за эти пару часов совместной работы! Поэтому я думаю, что история и книга (ведь не случайно у меня так много экранизаций) всегда будут первостепенны.

– Героиня Марины Вакт, Луиза, в «Образцовых семьях» может быть и женщиной-загадкой, и сорванцом в юбке. Немного напоминает героиню Катрин Денев в незабвенном «Дикаре». Так не случайно получилось, вы писали эту роль на Марину Вакт?

– Да, очень верно подмечено. Она такой мальчишка-сорванец неудавшийся и одновременно женственная, загадочная. Она привнесла в роль букет смешанных, тонких черт, тот набор, который необходим, чтобы сделать персонаж. Я хотел позвать Леа Сейду, но она плохо чувствовала себя в этой роли и потом даже сказала мне, что, возможно, она слишком стара для Луизы. И я подумал, что порывистость и душевная свежесть героини не очень-то монтируются с образом сложившейся женщины, образом, который транслирует лицо Леа Сейду. Так что она была права. А Марину Вакт я видел, конечно, в ее прекрасном дебюте у Франсуа Озона в «Молода и прекрасна».

– Ив Монтан в картине «Дикарь» – это вы? Как и герой Матье Амальрика в новом фильме? Это ваше альтер эго?

– Если вы говорите о поисках свободы, о желании бросить все, избавиться от оков, то, пожалуй, я мог бы сказать о близости к своим героям. Все мои персонажи любят куда-нибудь сорваться и побежать. Герой Бельмондо в «Повторном браке» отправляется в трюме корабля в Америку, но потом вынужден вернуться во Францию, где уже бушует Великая Революция, Монтан бросает цивилизацию и поселяется на уединенном острове, потому что не хочет этих денежных отношений. Он ищет свободу и в конце концов обретает себя. Да и в новом фильме герой Матье Амальрика тоже оставил малую родину, эту французскую провинцию, родительский дом, и уехал работать в Китай.

– Вы неоднократно работали с крупными французскими актерами – Монтан, Денев, Бельмондо, Депардье, Аджани, Бинош. Есть ли ощущение, что в современной актерской генерации образовался какой-то провал, что нет равновеликих фигур?

– Да, действительно, это настоящая проблема. У нас не хватает мальчиков. Не хватает настоящего мужчины в действующем актерском поколении. Ведь мужчина-актер отражает развитие общества, он меняется, как меняется и общество, он несет какую-то краску, которая выходит на первый план. История французского кино – это цепочка, которая идет от Габена с его мужественностью, потом Жерар Филип, юный романтик с вечной надеждой, потом дуэт Жан-Поль Бельмондо – Ален Делон, воплощение мужского характера, убедительный Лино Вентура, нервический Патрик Деваэр, Жерар Депардье в его лучшие годы… Да, не забыть и Пьера Ришара, очень популярного в России, со своей особой интонацией. Дальше была надежда, что эту волну подхватит Венсан Кассель, но не получилось, он другой. Это категория таких французских мужчин-любовников, которых мы называем «женихи Марианны» – вы знаете, это символ Французской Республики, статуэтка которой стоит во всех мэриях, перед которой клянутся при вступлении в брак. Сегодня нет настоящего героя. Может быть, это отражает определенные изменения во Франции, которая тоже ищет себя, находится в поиске. Страна меняется, возможно, мужское начало как-то потесняется женским.