Posted 17 апреля 2008,, 20:00

Published 17 апреля 2008,, 20:00

Modified 8 марта, 08:11

Updated 8 марта, 08:11

Режиссер Вадим Абдрашитов:

Режиссер Вадим Абдрашитов:

17 апреля 2008, 20:00
Гостем недавней редакционной летучки «НИ» стал Вадим АБДРАШИТОВ – один из крупнейших отечественных кинорежиссеров. Несмотря на то, что его трудно отнести к таким «медийным» персонам, как Никита Михалков, Станислав Говорухин, Алексей Балабанов или Федор Бондарчук, именно фильмы от Абдрашитова можно назвать классикой сов

- Вадим Юсупович, только что завершился кинопремиальный сезон, позади «Белый Слон», «Золотой Орел» и «Ника». Три ведущие премии страны впервые за семь лет разошлись так, что ни один кинематографист не сделал «хет-трик». Как вы оцениваете их итоги?

- Какие-то перекосы в нашем премиальном процессе есть, но в целом результаты естественны. Критики сегодня считают необходимым поддерживать «пилотные» проекты, то есть те фильмы, которые ищут и находят что-то новое, в частности, обновляют киноязык. Академические премии – статистические результаты голосования, которые выражают усредненные вкусовые пристрастия и представления о том, что есть хорошо. Ничего удивительного тут нет. Согласитесь, было бы чрезвычайно странно, если бы «Орел» не наградил картину Михалкова, а критика не отметила «Груз 200» Балабанова и «Отрыв» Миндадзе. Естественно и то, что «Ника» так приветила «Монгола» - академики понимают, какой огромный труд вложен в этот фильм и какого класса профессионалы на нем работали. Но, наверно, говоря об итогах, лучше оговаривать: «В этом году, при таком-то раскладе картин…». Не было бы на «Нике» «Монгола» - лучшей была бы названа какая-то другая лента. Про «Нику» я точно знаю, что голоса считаются абсолютно честно, и в этом может удостовериться каждый. Для меня «Ника» - абсолютно демократический институт, так что все, происходящее на ней - это зеркало для всех нас, сегодняших киноакадемиков, которых более шестисот, а это примерно 15 процентов Союза кинематографистов. Что происходит на других премиях, не знаю.

- А вам не кажется, что кинематографисты, которые входят в обе академии, «Орла» и «Ники», в январе голосуют так, а в марте иначе, применительно к той или иной премии?

- Как режиссер, такого раздвоения личности я представить себе не могу (смеется). Но для меня интересен другой вопрос: премиальный сезон позади, а где зрители могут увидеть лучшие фильмы прошлого года? Допустим, что «12» и «Монгола» все, кто хотел, уже посмотрели, но остаются «Простые вещи», остается выдающийся документальный фильм Костомарова и Каттина «Мать», который видели только академики, критики и фестивальная публика. Для меня это событие года, и я удивлён, что он остался без «Ники». Хорошо, что хоть критики отдали ей свою премию.

- Как лично Вы относитесь к тому, достается вашей картине та или иная премия, или не достается? Считаете вы, что премия – адекватная оценка вашей работы, или воспринимаете ее просто как приятный подарок?

- Отношусь довольно спокойно. Конечно, получить премию приятно, но, с другой стороны, я привык к тому, что наши картины получают признание не сразу, а лишь по прошествии времени.

- А то, пошел зритель на ваш фильм или нет, является для вас критерием его оценки?

- Не всегда. Сегодня, при существующих ненормальных условиях проката – точно не является. Для большинства серьёзных картин у нас практически нет проката: фильмы выходят мизерными тиражами и без рекламы. Ощущение такое, что их бросают в прокат, чтобы они там утонули. Телеканалы раскручивают только те фильмы, которые произвели сами, и не замечают «чужие». Как тут можно говорить о сборах как о показателе оценки твоего труда? Я не хочу сказать, что делаю картины, на которые народ должен валом валить, но большинство наших фильмов имеет достаточный зрительский потенциал – хотя бы потому, что в них есть и мелодраматическая пружина, и закрученный сюжет, и замечательные актёры. Пока в стране был нормальный прокат, зрители на наши картины ходили, и сборы при маленьком числе копий были неплохие. Даже такой публицистический фильм, как «Остановился поезд», где нет ни одной женской роли, а есть два немолодых и не очень красивых человека, которые спорят друг с другом в заштатной гостинице, со временем посмотрели 10 миллионов зрителей. Если бы столько народу пришло на него сейчас, сколько бы он денег собрал?

- Как у «Ирония судьбы-2» - 50 млн. долларов. Но показчики в один голос утверждают, что незрелищному фильму не поможет ни реклама, ни увеличение числа копий…

- Они отчасти правы, отчасти лукавят. Все дело в условиях, в которые они поставлены. Эти условия очень просты - показчики должны зарабатывать деньги. Проблема в том, что между ними и государством нет определенной договоренности, как следует прокатывать отечественное кино, чтобы оно было достаточно представлено на экранах. Такая договоренность имеется во всех странах, заинтересованных в развитии собственной национальной культуры. А у нас ее нет. И ни в одной цивилизованной стране мира нет такого кинобазара, как в России. Ни одна страна в мире так не предает свой кинематограф, как наша.

- Что это за договоренность?

- Существуют десятилетиями отработанные методы поддержки национального кино. Я не говорю о запретах и квотах, я говорю об экономическом протекционизме. Если в Боливии человек приходит посмотреть латиноамериканский фильм, то из стоимости билета хозяину кинотеатра достается три доллара, а если на зарубежный, то один доллар, а три за вычетом налога уходят на развитие национального кино. Понятно, в чем заинтересован показчик?

Фото: ВЛАДИМИР МАШАТИН

- В том, чтобы списать сборы с зарубежного фильма на отечественный (смех).

- В СССР так и делали, но чтобы это пресечь, нужна лишь единая регистрации купленных билетов и оперативный контроль налоговой полиции. А знаменитая французская система, которая действует уже десятилетия? Там все продумано. Например, телевидению запрещено показывать новые игровые ленты в среду, пятницу и субботу, то есть в те дни, когда на экраны кинотеатров выходят новые французские фильмы. Государство заботится о том, чтобы ТВ не оттягивало людей от кино! А как было с «новой волной» французского кино на рубеже 50-х - 60-х годов? Группа кинокритиков – Трюффо, Годар, Риветт - попробовала себя в режиссуре. Вышло несколько удачных фильмов. И правительство тут же издало закон о поддержке национального кино. Почему оно это сделало? Потому, что общественность воодушевилась, а правительство заинтересовано в том, чтобы удовлетворять желания общества, так там у них устроено. А у нас этого не происходит потому что нет гражданского общества. Некому давить на власть, а власть такое положение с национальной культурой, видимо, устраивает. Я это вижу, хотя понять не могу.

- Говоря о мерах поощрения национального кино, вы учитываете, что с советских времен публика сильно изменилась?

- Я скажу иначе: публику изменили! В том числе политикой кинопроката. Я это очень хорошо знаю, потому что каждые пять лет набираю мастерскую во ВГИКе. И если сравнить тех ребят, что поступали 15 лет назад с теми, что поступают сейчас, то нынешние – словно с другой планеты.

- В чем это проявляется?

- В том, что с ними поначалу невозможно найти общий язык. Не в том смысле, что я говорю по-русски, а они по-марсиански, а в том, что у нас нет общей культурной базы, нет общих мифологем. А они должны быть, иначе какой возможен диалог? Студенты должны понимать, что означают слова преподавателя: «Не строй из себя Наташу Ростову, если играешь Катюшу Маслову!». Но они плохо помнят Наташу и не знают, кто такая Катюша! Благодаря дядям и тетям, которые так построили учебный процесс в школе и так сократили количество часов по литературе. Это заставляет и нас понижать критерии. Ведь если мы будем применять к новым абитуриентам требования десятилетней давности, то просто не наберем курс. Я уж молчу о том, с какими требованиями принимали нас…

- Нет, вы расскажите…

- Сидит преподаватель, перед ним пачка репродукций. «Это чья картина? Репина, говорите? Вы свободны, молодой человек. Следующий!» «Это чья картина?» «Ван Гога? Правильно. А в каком музее находится?». Понятно? А попробуйте сегодня спросить у абитуриента имена трех сестер или фамилию шурина дяди Вани – не ответят, хоть ты их режь. Хорошо если самого дядю Ваню знают. И это я говорю не о бездарях, а о людях, в которых чувствуются способности…

- И что же вы делаете?

- Собираем их в июле после зачисления и говорим: до сентября вы должны прочесть следующие книги. И далее по списку, от «Капитанской дочки» до «Преступления и наказания» и дальше. И так на всех каникулах, пока хотя бы школьную литературу не прочтут. Ну и, конечно, советуем, на какой спектакль сходить, какую выставку посмотреть. Куда это годится? Из ста процентов педагогических усилий шестьдесят уходят на загрузку этого багажа. С таким КПД – стоит ли вообще заниматься обучением?

- Кинообразование абитуриентов, небось, еще ниже, чем литературное?

- Не то слово. Спрашиваем парня из Перми: «Скажите, какой из фильмов Эйзенштейна вам больше всего нравится и почему?». Пауза, после которой выясняется, что он не видел ни одного. В приемной комиссии небольшая паника: дожили, поступающий на режиссуру не видел Эйзенштейна! «Да вы понимаете, куда пришли поступать?!». Он отвечает: «А где я мог их посмотреть?». Мы начинаем нести какую-то чушь про кассеты, диски, телеканалы. Он говорит: у нас в городе ничего нет, я спрашивал. И по «Культуре», где можно посмотреть старые фильмы, тоже не показывали. Вот вам изменения в самой лучшей части публики, которая тянется к кино...

- Как вы относитесь к программе «Закрытый показ» на Первом канале, которая пытается продвигать «сложные» фильмы?

- Там бывают толковые и объективные выступления, и я думаю, что создателям картин это интересно. Но если цель этой программы - воспитание вкуса, то почему она идет так поздно и почему она такая идеологизированная и политизированная?

- Если мы говорим о том, что на государство нужно давить, то почему те Ваши коллеги, которые близки к власти, не пользуются своим влиянием для того, чтобы улучшить положение российского кино?

- Я не знаю, каково их реальное влияние, и не уверен, что усилия нескольких приближенных к власти могут что-то изменить. К тому же, говорят, приближение к власти меняет людей. Тут нужно давление массовой организации, хотя бы Союза кинематографистов, но его состояние, увы, оставляет желать лучшего.

- А Вы сами никогда не стремились быть поближе к власти?

- Нет. Когда во время перестройки избирали депутатов от Союза кинематографистов в Верховный Совет, я был избран, но взял самоотвод.

- Почему?

- Понимал, что набирается очередная массовка, которую скоро разгонят. Это было очевидно, хотя у многих моих коллег была перестроечная эйфория. Да и тяжелое это дело, если по настоящему к нему относиться.

- Правда, что Вам предлагали баллотироваться на пост председателя СК, но Вы отказались?

- Правда. Потому что не хотел менять ни способ жизни вообще, ни профессию.

- Но вам приходится иметь дело с властью?

- В каком смысле?

- Обивать пороги.

- Всем режиссерам приходится это делать в поисках денег. Частный это порог или государственный, значения не имеет – все равно занимаешься обивкой. Но втереться во власть никогда не стремился, даже когда меня в партию тянули. Тогда, кстати, я работал неподалеку от вашей редакции – на Московском электровакуумном заводе. Отрабатывал свое первое, техническое образование.

- И далеко продвинулись?

- До начальника большого цеха. Естественно, меня потащили в номенклатуру и, соответственно, в КПСС. Но я всячески от этого уходил.

- Почему?

- Не потому, что был антисоветчиком. Просто, вступи я в партию, не отпустили бы с завода: у меня была редкая специальность. Уйдешь – положишь партбилет на стол, а это было совсем не то, что вовсе его не иметь, это жирное пятно на всю жизнь. У меня с тех пор осталось много друзей. Они потом помогли мне: после весьма приличных зароботков я, семейный уже человек, оказался при стипендии в 28 рублей. И на заводе стали мне давать работу на дом : расчёты, работа с техдокументацией... Так и выжили.

- Не жалеете, что не продолжили заводскую карьеру? Приватизировали бы завод, потом другой, стали бы миллионером и снимали кино в свое удовольствие…

- Честно говоря, когда началась приватизация, я так и подумал. А может, прогорел бы вместе с заводом…( смеётся)

- Вы работали в 80-е годы, работали в 90-е, работаете в нулевые. Когда легче?

- При большевиках. Тогда было два страшных момента – прохождение сценария и сдача картины. Сценарий могли зарубить, фильм – положить на полку. Но я к этому всегда относился как к части процесса. Деньги на кино давала власть и она, в общем, имела право требовать, чтобы в фильме было то, что ей надо. Но ведь была возможность сопротивляться. Сдавали фильмы по 8 месяцев, но редакторские поправки не принимали. Шоу из этого не устраивали, интервью западным «голосам» не раздавали, просто держались, спасали фильм. За «Охоту на лис», точнее, за «неправильное» изображение представителя рабочего класса, я был даже уволен с Мосфильма, правда всего на три дня. Всяко бывало. Все наши картины имеют трудную биографию... Зато производственный процесс был отлажен. Режиссер вообще не знал, что такое деньги. Бухгалтер дважды в месяц выдавал зарплату – вот и все финансовые отношения. Сколько уходит на декорацию, сколько на массовку, режиссер и знать не знал, всем занимался директор группы. Да что говорить, если Тарковскому позволили переснять «Сталкер» практически заново! Что-то ему там не понравилось, он представил дело так, что надо снять заново и получил разрешение. Фантастика!

- Вы хотите сказать, что на «Сталкере», вопреки заявлениям Тарковского, не было операторской небрежности и проявочного брака?!

- Конечно. Не мог Гоша Рерберг запороть картину, я с ним «Плюмбум» снимал и знаю, какой он был профессионал и художник… В 90-е годы было, пожалуй, труднее всего. Когда мы снимали на Украине «Армавир», у нас не было денег, чтобы расплатиться за гостиницу, опаздывало перечисление... И администрация гостиницы отобрала все наши паспорта и заперла в сейф. А нам нужно было актеров в Москву отправлять на спектакли и везти обратно – как без паспортов через границу? Приходилось давать взятки проводникам и подкупать бригадиров поездов. Прямо во время съемок на Одесской студии пожарники вдруг отключили свет– таким способом они требовали денег. А рухнувший в то время прокат?!

- Говорят, сейчас режиссер тот, кто нашел деньги…

- Во всяком случае, без денег ты не режиссер, по крайней мере в игровом кино. Правда, и с деньгами не обязательно режиссер, но деньги играют огромную роль. Сметы фильмов растут просто катастрофически. Без павильонов, без костюмов – полтора миллиона долларов вынь да положь. А Федеральное агентство по закону имеет право выделить только миллион, да еще 100—200 тысяч при помощи разных ухищрений. Остальные надо находить на стороне. Но сейчас чуть ли не главная беда — это федеральный закон о конкурсах, тендерах, лотах и т.д. Никаким большевикам не снился этот бюрократический терроризм, направленный против отечественной культуры, указывающий, что сотворение художественного произведения есть всего-навсего производство материального продукта. И ведь нет в нашей среде человека, который не пришел в ужас от этого закона! Возмущаются даже чиновники Федерального агентства по культуре, обязанные его исполнять – закон просто выкручивает им руки. Но у власти есть замечательный шанс проявить разум и заботу об отечественном кино — исполняется 100 лет отечественному кинопроизводству, и самое время для самого дорогого для всех кинематографистов подарка — отмены этого варварского закона. А, может, власть столь заботлива, что поддержит толковый Закон о кино?

- Ваш соавтор Александр Мнндадзе в прошлом году пустился в самостоятельное плавание. С кем Вы будете дальше работать?

- Саша не первый и не последний драматург, который идет в режиссуру. До него были Сергей Бодров, Павел Лунгин, Александр Александров, Валерий Тодоровский, Виктор Мережко - отряд, как видите, мощный. Миндадзе человек опытный и талантливый – отчего бы ему себя не попробовать? Он долго крепился, но тут нашел себе такую задачу, которую, как он говорит, мог решить только он. Получился фильм «Отрыв». Публика его, кажется, не поняла, но критики оценили – два «Белых слона». И доброго ему пути. А я сейчас занят двумя проектами — экранизациями современных авторов. Один проект дорогой, второй скромнее. Который финансово состоится — тот и запущу в дело. И тогда расскажу подробнее. А вообще, современная литература внушает какие-то надежды...Если лет 15-10 тому назад я бы не мог назвать вещи, которую посоветовал бы почитать, то сегодня такие появились...

- В самом деле, назовите…

- Андрея Дмитриева, «Бухту радости» и особенно «Дорогу обратно». Ольгу Славникову – конечно, «Один в зеркале» и блестящий рассказ «Базилевс», серьёзные, глубокие вещи, отсылающие к Трифонову. В отличной творческой форме Александр Кабаков. Жду новых вещей Попова, Климонтовича... Дмитрий Быков меня порадовал своими «ЖД-рассказами» и книгой о Пастернаке. Олег Зайончковский, Антон Уткин…

- Почему же их не экранизируют? В Америке как выйдет популярный роман – так сразу фильм…

- Качество литературной основы всегда видно на экране. Вот я и говорю, что сегодняшняя литература всё-таки какие-то надежды внушает. Будет она качественной — возродится и театральная драматургия и киносценарное дело.

- С премиями мы разобрались, с прокатом и прокатной политикой разобрались, с образованием, литературой, режиссурой и драматургией – тоже. А как у нас с актерами? Говорят, что стали требовать много денег…

- Чего-чего, а хороших актеров у нас хватает. Денег мало, хороших режиссеров мало, сценаристов и того меньше, а вот актеров - достаточно. Удивительное дело. Безработицы актерской, правда, нет – одно телевидение сколько лицедеев требует. Вопрос в том, что им предлагают играть. Когда играть нечего, они становятся просто медийными лицами. Ну а гонорары заламывают, как же без этого. Но и продюсеры не дремлют – тарифные сетки составляют, кому сколько положено.

- А вам не хочется снять сериал?

- Это заманчиво, потому что никогда этого не делал. Хотя если попробую, то, может, больше не захочется. Так или иначе, сначала надо найти материал, а уж потом выходить с предложением.

- Считается, что российское кино не годится для зарубежного проката и зарубежной публики. Вы с этим согласны?

- А что это за проблема - иметь широкий прокат за рубежом? Денег сшибить побольше – и все? В России огромный потенциальный кинорынок, которого вполне достаточно для окупаемости и развития национального кино. И о каком кино мы говорим? Есть продукты кинематографической индустрии и есть произведения киноискусства. Если мы будем хорошо копировать популярную зарубежную кинопродукцию, то будем иметь за рубежом тот же прокат. Если будем заниматься искусством кино, широкого проката за границей не будет. Насчет фестивального успеха могу сказать, что наши с Миндадзе фильмы почти все были на крупных зарубежных фестивалях, имели успех у фестивальной публики и получали премии. А некоторые принимались с таким вниманием и пониманием, что было удивительно. Тот же «Плюмбум», или «Слуга», хотя вроде бы там все про наши российские дела. Но, конечно, на фестивалях особая публика - не та, что в каком-нибудь окраинном римском кинотеатре…

- Вы никогда не думали о том, чтобы снять фильм, скажем, для «Оскара»?

- Это слишком специфическая задача. Тут с самого начала надо, как нынче говорят, «затачивать» картину под это. И умение требуется. Но заточка всегда выпирает. Да и что такое нынешний «Оскар»? В 70-е годы эту премию получали «Крестный отец», «Полет над гнездом кукушки», «Последний наряд» - великие достижения мировой кинокультуры, а потом что? «Молчание ягнят»? «Титаник» с 9-ю премиями? Может, сейчас «Оскар» - это приз всё-таки за достижения в кинобизнесе? Киноискусство — всё-таки не просто бизнес. И часто опережает время. Как фундаментальная наука. Делает учёный что-то совершенно абстрактное, непонятное почти никому и вроде бы ни к чему не приложимое, а через десять лет глядишь – пригодилось, да еще как…

СПРАВКА

Кинорежиссер Вадим АБДРАШИТОВ родился 19 января 1945 года в Харькове. В 1959–1961 годах учился в Алма-Атинском техникуме железнодорожного транспорта. Бросил его и поступил в Московский физико-технический институт в Долгопрудном, из которого в 1964 году перевелся в Московский химико-технологический институт. После его окончания в 1967 году работал инженером на Московском электроламповом заводе. В 1970 году поступил на режиссерский факультет ВГИКа. Окончил его в 1974 году и был приглашен в качестве режиссера на «Мосфильм». Дебютировал в 1977 году полнометражной лентой «Слово для защиты». На счету режиссера более десяти фильмов, среди них – «Охота на лис» (1980), «Остановился поезд» (1982), «Парад планет» (1984), «Плюмбум, или Опасная игра» (1986), «Слуга» (1988), «Время танцора» (1997). Фильм «Пьеса для пассажира» (1995) получил «Серебряного медведя» на кинофестивале в Берлине. В 2004 году премиями «Золотой орел» и «Ника» был отмечен фильм «Магнитные бури». Профессор ВГИКа. Лауреат Государственной премии России за фильм «Остановился поезд» (1984) и Государственной премии СССР за фильм «Слуга» (1991). Народный артист России (1992).

"