Право на слезы

Спектакль «Риголетто» – копродукция Большого театра с несколькими оперными домами Европы. Режиссер перенес место действия в цирк, акробаты с гимнастами принимают участие в зрелище. Почему цирк? Потому что «Риголетто» – история паяца. Вот похожее на гротескную клоунаду либретто по мотивам пьесы Виктора Гюго «Король забавляется»: главный герой, придворный шут, мстит хозяину-Герцогу за поруганную честь дочери Джильды, но получает мешок с ее трупом.

Трагедия, ставшая фарсом, который обернулся трагедией, – вот путь карсеновского Риголетто. Кстати, горба у этого «урода» нет, по Карсену уродлива его душа. Под одеждой паяца, которая с отвращением отброшена после рабочего дня, скрыта сложная личность – безжалостный насмешник над чужим горем, несчастный развлекатель толпы, любящий, но слишком деспотичный отец.

В цирке проходят все эпизоды. Издевается и комикует размалеванный Риголетто. Из ложи смотрит с ухмылкой обаяшка-Герцог в джинсах. С полукруглых рядов хихикают подленькие придворные. Тут же стоит облезлый фургон, в котором живет шут с дочерью, похожей на примерную школьницу в носочках, а жилище наемного убийцы Спарафучиле – закуток на арене.

Цирк позволяет Карсену проводить сильные параллели: жизнь его Риголетто, как говаривал шекспировский Макбет, – «ускользающая тень, фигляр, который час кривляется на сцене и навсегда смолкает; это – повесть, рассказанная дураком, где много и шума, и страстей, но смысла нет». Вместе с тем именно в цирке можно в буквальном (и переносном) смысле воспарить в небеса, что и делает – аж два раза – душа Джильды. Когда героиня поет о своей любви к Герцогу, летая над сценой на качелях, и, когда спасая любовнику жизнь, вместо него умирает на руках рыдающего отца, а ее мистическая тень (цирковая гимнастка) кружится и замертво повисает под колосниками.

Карсен использует обнаженную натуру. В одной сцене вокруг альфа-самца и «укротителя» Герцога вьется стайка «тигриц» – девиц из миманса в «леопардовых» трусах и с обнаженной грудью. В другой – сам Герцог, неутомимый «ходок», напевая песенку, раздевается догола, впрочем, без крайностей, задрапировывая себя халатом и обернувшись к залу спиной, лишь на пару секунд сверкнув обнаженными ягодицами. Тут не худо вспомнить, что поет Герцог в момент укрощения, а поет он, как всегда, «про баб», причем в сугубо плотском контексте: ему важно лишь очередное тело, которое легко заменить другим.

И вот – материализация мужских фантазий, море «телок». Сразу после танцев они устало закутываются в халаты: рутинная «клубничка» отработана.

«Обнаженка» для многих зрителей – как тряпка для быка: помахали перед носом, и бык озлобился. Но человек, в отличие от быка, должен уметь читать, в том числе и режиссерские послания, отличая эпатаж ради эпатажа от уместной телесной метафоры. Впрочем, к чести премьерной публики, девиц она восприняла совсем спокойно, а в сцене вельможного стриптиза всего лишь нервно пошепталась. Ведь прием Карсена заостряет вопиющий цинизм Герцога, который только что спел арию о «настоящей любви», проливая крокодиловы слезы о судьбе похищенной Джильды, но узнав, что она спрятана в его дворце, мгновенно вернулся к похотливости.

Оркестр под управлением итальянского маэстро Эвелино Пидо был предельно корректен к певцам – это главное его достоинство. Греческий баритон Димитрис Телякос (Риголетто) старательно играл в шута, но высокий – для этой партии – голос часто вибрировал. Кристина Мхитарян (Джильда) обладает сильным и ровным сопрано, но вердиевские колоратуры ей не очень удались, да и решительность манеры не совсем подходит ее невинной, ангельской героине.

К счастью, тенор Сергей Романовский (Герцог) спел почти безупречно, если не считать легкой хрипотцы на верхах («выпил холодного пива», предположил сосед по креслу). Убийца Спарафучиле (брутальный голосом и обликом Александр Цимбалюк) и его сестра-красотка Маддалена (Юстина Грингите, казалось, эту наводчицу бандита на кастинге выбирали по длине ног) убедили как внешним видом, так и пением. Запомнился отец первой жертвы Герцога, граф Монтероне (Вячеслав Почапский), посылающий проклятие развратнику и его прихлебателю-шуту: оно звучит убедительно, как шаги Командора в «Дон Жуане». И вот кровавый результат – Риголетто, устав смешить и смеяться за деньги, возмечтал иметь право на слезы. Он это право получит. Но какой ценой?