Гулливер глазами лилипутов

В минувшую пятницу по Первому каналу была показана игровая лента теледокументалистки Татьяны Архипцовой и продюсера Олега Вольнова «Мой муж – гений». Героя этой картины зовут Лев Ландау, и кое-что в его жизни похоже на то, что происходило в жизни физика Льва Ландау. Однако на экране – всего лишь тень гениального ученого. И этой тени, как в пьесе Шварца, следует указать ее место.

Известие о том, что этот фильм, в значительной мере основанный на скандальной книге Коры Ландау, будет показан по телевидению, взбудоражило общественность за месяц до его появления. Посыпались протесты, главным образом со стороны ученых и других знавших Ландау людей, и даже призывы не допускать картину к показу, потому что она компрометирует знаменитого физика, гордость российской науки.

Я далек от мысли призывать каналы и общественные советы снимать с проката картины. Если они нарушают закон – пусть их авторы идут под суд, если нет – пусть зрители смотрят и делают выводы – и о самих фильмах, и о людях, которые их производят, и о каналах, которые их показывают. «Мой муж – гений» прежде всего – художественно несостоятельный фильм, в котором нет полнокровных героев, а есть нечто вроде восковых персон, имеющих некоторое сходство с живыми людьми и даже историческими персонажами. Примерно так выглядят статисты, которые в научно-популярных фильмах изображают исторические фигуры. Это неудивительно – Татьяна Архипцова подобные фильмы до сих пор и делала. Хорошо, конечно, что у режиссера просветительского кино есть тяга к чему-то большему, но как не соизмерять при этом свои данные с предстоящей работой?

То же можно отнести и к Коре Ландау, взявшейся за мемуары о своей жизни с мужем, но в нее грех бросить камень, даже если нет оснований верить всему, что она написала о супруге и его круге общения. Петр Леонидович Капица вроде бы говорил, что в жизни Ландау были две катастрофы, и первая из них – женитьба на Коре. Но Конкордия Терентьевна, если в чем-то и виновата, то лишь в непредусмотрительности, по которой, будучи в то же время вполне дееспособной, добровольно подписала с Львом Давидовичем злосчастный контракт, предоставлявший супругам полную сексуальную свободу. Подписала, однако выполнить не смогла. Ее воспоминания – тяжелый человеческий документ, притом довольно обычный. Представьте себе, что могла бы написать о Пушкине Наталья Николаевна, а о Блоке – Любовь Дмитриевна. Жены вроде Надежды Мандельштам и Лауры Ферми, которые воздвигли нерукотворные памятники мужьям – исключение, а не правило.

Конечно, писатель и сценарист может использовать любые мемуары, даже самые лживые, но так, чтобы самому не оказаться лжецом и сплетником. Что сделал бы порядочный писатель? Воспроизвел бы эти воспоминания, но в косвенной авторской речи, что позволило бы ему дать двойной, причем художественный портрет – героини и героя. Нечто подобное есть у Трифонова в «Другой жизни», хотя я не знаю, лежат ли в основе этой повести воспоминания вдовы реального историка. Аналогично поступил бы порядочный сценарист – показал Ландау не только глазами его жены, но и глазами других свидетелей. Или сделал бы так, как сделали Дуня Смирнова, Алексей Учитель и Андрей Смирнов в «Дневнике его жены» применительно к Бунину, чья связь с молодой поэтессой при живой жене ничуть не помешала ему предстать на экране значительным человеком, каким и был этот замечательный мастер слова. А «в лоб» экранизировать воспоминания женщин, которые не сумели показать своих мужей во весь рост, – неблагородное и неблагодарное занятие. Ну, возьмите живописный портрет стоящего человека, отрежьте верхнюю половину и выставьте остаток на всеобщее обозрение – очень будет интересно?

Неинтересно смотреть и фильм Татьяны Архипцовой. И к тому же неловко, поскольку тебя вынуждают подсматривать за чужой интимной жизнью, и, как ни тверди себе, что на экране – куклы, неловкость не исчезает. Ее явно испытывали и лично знавшие Ландау люди, пришедшие на программу Александра Гордона «Закрытый показ», чтобы обсудить увиденное. «Это не Ландау», – в голос говорили они, на что создатели картины безмятежно отвечали: «А мы делали кино не про Ландау. Это фильм про его жену». Как будто можно снять стоящее кино про жену Ландау, не показав, кем был сам Ландау! Даниил Спиваковский – милый человек и талантливый актер, но ни один хороший артист не может преодолеть слабость драматургии и режиссуры. Я не был знаком с Львом Давидовичем, но знал его близкого друга Юрия Борисовича Румера, который сам был крупным физиком и притом бесподобным рассказчиком. Он очень смешно описывал Ландау, в том числе его сексуальную теорию и прочие ребяческие забавы, а также Королева и Туполева, с которыми сидел в одной шарашке, но сквозь это комическое и даже сатирическое описание была отлично видна величина этих людей и, в случае с Ландау, видно его восхищение гением друга. Этот гений был так очевиден, что просвечивал даже в рассказах тех свидетелей, которые скептически относились к человеческим качествам великого ученого. В фильме же от гения не осталось ровно ничего.

Интерес к посредственной картине «Мой муж – гений» не может не напомнить знаменитые слова Пушкина в письме к Вяземскому («Толпа жадно читает исповеди, записки etc…»), но культурным людям они известны, а для некультурных бесполезны. Поэтому имеет смысл выразиться иначе. Если малорослый человек, неспособный поднять голову, встанет перед гигантом, он увидит все, что у исполина ниже пояса, но не сможет увидеть его лицо. Большое видится на расстоянии. Может показаться парадоксом, но создатели фильма подошли к Ландау столь близко, что заставили обратить внимание на их собственный масштаб, которым в ином случае вряд ли кому пришло бы в голову интересоваться.



Автор – кинообозреватель «НИ», президент Гильдии киноведов и кинокритиков России