Posted 16 июля 2015,, 21:00

Published 16 июля 2015,, 21:00

Modified 8 марта, 02:20

Updated 8 марта, 02:20

Поэт Евгений Евтушенко

Поэт Евгений Евтушенко

16 июля 2015, 21:00
Недавно Евгений Евтушенко с командой артистов и музыкантов вернулся из большого гастрольного турне по России. За месяц легендарный поэт выступил более чем в 20 городах – от Воронежа до Комсомольска-на-Амуре. По его словам, идея столь сложной поездки родилась после того, как он узнал, что 2015 год объявлен Годом литерат

– Евгений Александрович, только что завершилось ваше масштабное турне по стране. Каковы впечатления: что порадовало, чем недовольны?

– Прежде всего я спешу через газету «Новые Известия» выразить благодарность совету директоров «Газпрома», потому что без них эта поездка не состоялась бы. Устраивать такие поездки в Год литературы совершенно не входит в задачи «Газпрома», но я заметил, что в последнее время о культуре все больше пекутся люди именно с техническим образованием. Сначала меня это удивляло. Потом понял: для того чтобы обладать техническим образованием, нужно все-таки разбираться в самых разнообразных отраслях науки, а это расширяет кругозор, обогащает человека знаниями. Мне кажется, что в технической отрасли невозможно работать, будучи дилетантом. Помните, в шестидесятые годы вышла книга английского ученого Лоуренса Питера, в которой доказывалось, что чем более некомпетентен человек, тем у него больше шансов продвинуться в той области, в которой он ничего не понимает. Это научная сатира, и она не потеряла актуальности в наши дни. К сожалению, многими культурными учреждениями руководят люди, которые попали на свои должности именно по «принципу Питера» – им поручена культура, но они в ней совершенно не разбираются. Не вдохновляются ею, потому что не читают новинок, не ходят на выставки, не бывают в театре, воинственно относятся к любым новым течениям, поскольку не знают законов развития культуры. У них только калька перед глазами: вот так должно быть, а все остальное – враждебно и чуждо. К чему я это говорю? Всякий раз, когда наше правительство предлагает какое-либо нововведение, выступает пусть даже и с самыми добрыми намерениями, меня пугает, что все это попадет в руки к таким вот некомпетентным чиновникам, а дальше... хорошее дело будет загублено.

– Есть примеры?

– Например, на одном из последних юбилеев Пушкина предполагалось, что его стихи будут читать обычные граждане: школьники, студенты, представители всевозможных профессий. Но вдруг на экранах телевизоров я увидел преимущественно бюрократов, которые сами решили почитать стихи. Это походило на дешевую пародию. Когда на открытии памятника Пушкину Достоевский произнес свою знаменитую речь, его главный тезис был в том, что каждый русский человек должен стремиться обладать лучшими качествами Пушкина. А в числе этих качеств была всемирная отзывчивость – то есть способность понимать и слышать не только себя, но и другие народы, поскольку человеческая боль одинакова в любой точке планеты. У нас со всемирной отзывчивостью в последнее время дело очень плохо обстоит... Поэтому я боялся, что Год литературы могут ускучнить, заофициалить, превратить в политическое высказывание...

– Но все же опасения не подтвердились?

– Так, чтобы глобально, – слава богу, нет. Мне понравилось, например, что на Красной площади, в самом сердце России, прошла книжная ярмарка. Это хорошо, что на месте торговых палаток с однотипными сувенирами появились наконец книжные стенды. Отличный знак. Но обидно, что не было большого зрелища.

– А почему так происходит – у вас есть ответ?

– Я пытаюсь разобраться в причинах этого. Да, действительно, у нас сейчас не лучшая ситуация после смерти таких поэтов-шестидесятников, как Владимир Высоцкий, Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский, и многих других. Ушли талантливейшие люди. А кто пришел им на смену? Есть ли у нас сейчас поэты, которые могут собирать большие аудитории?

– Дмитрий Быков...

– Быков очень работоспособный, да. Он замечательный лирик, но слишком много занимается журналистикой, мельчающей его крупный талант. Я сейчас записал на радио «Культура» его чудесную поэму «Ночные электрички». Скоро она пойдет в эфир. Кстати, я очень благодарен этой радиостанции за то, что они дают возможность поэтам выступать и быть услышанными на таких гигантских просторах. Но получается, что Дима Быков счастливое исключение: об остальных современных поэтах публика мало что знает. Нет рекламы, нет специальной госпрограммы и так далее. Еще одна проблема: в большинстве областных филармоний ликвидированы чтецкие отделы. Как можно было начинать праздновать Год литературы, забыв о чтецах! В Московской филармонии есть только один профессиональный чтец, который выступает постоянно, – это Рафаэль Клейнер. В Петербурге – Сережа Новожилов, заслуженный артист. Оба очень хорошие, классные, но своим талантом они не покроют запросы столь огромной страны...

– Есть поэтические программы у Светланы Крючковой, Алисы Фрейндлих, Аллы Демидовой, Александра Филиппенко, Чулпан Хаматовой, поэзию читают на вечерах в МХТ и еще в целом ряде театров...

– Все равно этого очень мало. И, опять же, заключено в масштабах столицы. А регионы? Раньше областная филармония гастролировала по самым дальним населенным пунктам. Как тогда говорили, обеспечивала «культурные запросы трудящихся». Было много пропаганды, но звучала и классика. Правильно академик Сахаров говорил: нельзя подвергать культуру коренной ломке – нужно сохранить все лучшее, что было в Советском Союзе. Отбросьте пропаганду, оставьте классику (классика актуальна всегда), но не уничтожайте филармонию. Мне говорят: «Евгений Александрович, так ведь сейчас повсеместно капитализированное производство. Наемный труд. Каждый сам за себя». Так это тем более говорит о том, что рабочие должны обладать определенным уровнем культуры и государство должно заботиться об этом. Потому что производство и культура – вещи взаимосвязанные. Трудоспособность человека базируется на его изобретательности. А любое изобретение, любое открытие связано с поэтическим ощущением мира, метафоричностью мышления. Вот возьмите, например, теорию Лобачевского о том, что две параллели где-то пересекаются. В свое время это произвело революцию в математике. И ведь очень поэтично. Это поэзия настоящая, поскольку рождено вдохновением, а не стандартным повторением уже чего-то готового. Я видел много гениев в своей жизни... Я видел Капицу, Ландау, Сахарова – все они посещали вечера поэзии. И все прекрасно знали поэзию.

– Нуждались в ней...

– Абсолютно точно! Вот сейчас я вернулся из Сибири. Там когда-то в Ангарске жил суперзасекреченный человек Виктор Федорович Новокшенов. Это первый директор Ангарского электролизного химического комбината. Лауреат многочисленных госпремий, автор огромного количества открытий, патентов и так далее. Мне рассказывали, что еще в молодости он, будучи матросом, заткнул собой пробоину, откуда шло радиоактивное отравление, и спас сослуживцев. Настоящий герой! В Ангарске сохранились цеха, построенные при его жизни. Когда вы входите туда, то видите необычную картину, поскольку повсюду висят полотна местных художников. Он давал им выживать, поскольку они нигде не выставлялись, некоторые из них даже преследовались. У него выступали Владимир Высоцкий и Евгений Евтушенко, которым тоже не разрешали нигде выступать. И сейчас там висит доска – первая доска в моей жизни, где сказано, что «здесь выступал Евтушенко». Те закрытые концерты состоялись благодаря Новокшенову, который был опять же технарь. Однажды он прочел мою поэму «Мама и нейтронная бомба». А он знал, что у меня в роду есть ветвь, которая носит фамилию Явтушенки. И решил так назвать дачный поселок для своего технического и научного персонала. Иногда какой-нибудь идеологический Шерлок Холмс к нему приставал: мол, как же это? Говорят, что это в честь Евтушенко. Вы решили при жизни увековечить человека! На что Виктор Федорович отвечал: «Простите, там «Я» стоит, а не «Е».

– В целом своим гастрольным туром вы довольны? У вас, наверное, с каждым городом воспоминания связаны, поскольку где вы только не бывали...

– Воспоминаний много, правда. Но мною что двигало? Когда президент объявил о начале Года литературы, я понял, что обязан принять в нем активное участие – сделать хотя бы то, что в моих силах, иначе все это опять попадет в бюрократические лапы. Потратят деньги, а результата не будет. У нас ведь любая идея на словах красиво звучит, а как до дела доходит...

– За примерами далеко ходить не надо: достаточно вспомнить, что «Новые Известия» вот уже больше десяти лет публикуют у себя на страницах главы из вашей антологии «Поэт в России больше, чем поэт», однако издание самой антологии движется очень медленно...

– Из десяти задуманных томов вышло всего три, четвертый сейчас наготове. Это очень дорогая книга. И я рад, что благодаря всероссийскому кличу, который бросила ваша газета, дело сдвинулось с мертвой точки. Сейчас мне активно помогает фонд Светланы Медведевой, помогает «Газпром», подключились и рядовые предприниматели – я их всех благодарю в каждом томе. Для чего я делал эту антологию? Я надеялся, что государство выпустит ее хорошим тиражом, что ее будут покупать школы и университеты, поскольку в нашей стране, с ее богатейшей поэзией, столь обобщающий труд необходим. Я написал однажды: «Слава Богу, есть литература, лучшая в истории Руси». Несколько лет назад Людмила Швецова разработала специальный план, согласно которому Госдума разослала письма всем губернаторам, чтобы они, делая заказ тиражей, покупали антологию и тем самым принимали бы в ее издании посильное участие. А для этого я готов был ехать в любой регион, встречаться с чиновниками и устраивать обсуждения с читателями – лишь бы осуществить столь важное дело. Некоторые губернаторы с удовольствием откликнулись. Спасибо им большое! Но были и те (фамилии называть не буду), которые попросту проигнорировали наше предложение. Мало ли кто о чем их просит: есть задачи и поважнее. К сожалению, вскоре Людмила Ивановна умерла... Ей воздали все необходимые почести, а преемники заниматься проектом не стали. Я пробовал напомнить. Отправил в Госдуму письмо. Его потеряли. И решил больше не трогать людей: все равно уже поздно. Никто так и не сделал полномасштабной подготовительной работы. В итоге антология получается дорогой, ее не увидят ни в школах, ни в сельских библиотеках. Хотя, согласитесь, замысел был хороший – осуществить этот проект в Год литературы.

– А какая, на ваш взгляд, у Года литературы должна быть сверхзадача? К чему надо стремиться?

– Сейчас нам нужно налаживать связи с интеллигенцией всей страны, чтобы выдержать ту изоляцию, в которую нас запихивают. Это с одной стороны. А с другой – крайне важно поговорить с интеллигенцией мира, чтобы она видела, что на самом деле происходит у нас. Понимаете, большинство судят о русских по каким-то громким высказываниям. Например, они видят в телевизоре Жириновского или Проханова, которые подчас говорят ужасающие вещи. А еще они видят людей, которые ходят по улицам с портретами Сталина. И у них создается впечатление, что Путин – это Сталин сегодня, что сталинизм возвращается. В мире складывается искаженное впечатление о жизни нашей страны. Я недавно слышал, как Жириновский запугивает людей. Почему его до сих пор терпят в парламенте? На мой взгляд, очень важно, чтобы Год литературы закончился международным конгрессом писателей, которые приехали бы и посмотрели, что на самом деле происходит в России. А пока мы теряем всемирную интеллигенцию. Даже современных зарубежных писателей стали реже переводить на русский язык.

Фото: ЕКАТЕРИНА ВАРЮХИЧЕВА

– Тем не менее для объединения отечественной интеллигенции вы сделали колоссальный шаг, объехав всю страну... Но вы так и не ответили на вопрос: результатом довольны?

– Одной поездки мало. Да и как вам сказать... Если отправляется Евтушенко, известный поэт, которому скоро 83 года стукнет, в такой дальний путь, это ведь событие. Я собираю замечательную команду певцов и артистов, мы едем в регионы. Но был какой-нибудь промоушен нашей кампании? Было объявление? Ничего не было! Нигде по пути следования пресса не анонсировала наш приезд, за исключением небольших, скороговоркой написанных заметочек. Телевидение молчало. Хотя с нашей стороны было сделано все, чтобы о нас узнали. Мои помощники звонили в местные СМИ: помогите, расскажите. Им отвечали: мол, только за деньги. Мы объясняли, что едем не для заработка, что у нас иные цели. Вообще удивительно, как деньги характеризуют людей. На нескольких концертах в нашей бригаде выступал Сергей Никоненко – читал Маяковского так, что я вам и передать не могу! Все слушали, открыв рот. Сережа напросился выступить у нас и на заключительном концерте, мы сказали, что это, увы, не получится, поскольку ограничены в деньгах и нет возможности заплатить гонорар. Тогда он ответил: «Да что вы, ребята, я так счастлив! Какой гонорар! Даже не думайте об этом». И скоро вновь выступит вместе с нами. ...У меня всегда сидело в голове, как моя мама ездила по стране с фронтовой бригадой. Вот я чувствовал себя во фронтовой бригаде. Чудесные у нас все-таки люди. Хотя поначалу у меня было опасение, что артисты, которые по природе своей обидчивые (я написал в одном произведении: «Они же, как дети, они же играют»), не найдут друг с другом общего языка. Но ничего подобного! Мы подружились, было чудесно, и дружба поколений возникла. Например, Олег Погудин не мог быть с нами всю дорогу, но прилетал ради двух-трех концертов. Кирилл Сафонов из «Современника» блестяще читал «Жди меня, и я вернусь» Симонова. Весь зал ревел. Потом я спросил у одной дамы за кулисами: «А чего вы плачете?» «Ой, – говорит она, – такие чудесные стихи. Мы так давно этого не слышали». – «А разве раньше вы их не читали?» – «Нет, а когда это написано?» Были у нас в бригаде не только знаменитые артисты, но и те, к которым громкая слава, я уверен, вот-вот придет. Например, замечательная исполнительница песен Великой Отечественной войны Марина Иевлева (она из Владимира). Русские романсы пел Евгений Сорокин, ездил с нами и Константин Ганшин – как он поет песни Вертинского, я передать не могу! Очень мне понравился Сергей Маховиков, он потрясающе читал Гумилева, Есенина и Аркадия Кутилова – сибирского поэта. Много было замечательных ребят. Всех не перечислишь. В какой-то момент Марина Иевлева мне сказала: «Евгений Александрович, знаете, проехали полпути, и я впервые почувствовала, в какой стране я живу. Мне захотелось гражданскую песню спеть. Мы с Костей подготовили вашу старую песню. Мне хочется высказаться как гражданину». Вы знаете, меня это так тронуло! Вы понимаете, что в ней проснулась гражданка. И они спели. Во мне тоже разыгрался голос – я подпевал. Не Паваротти, конечно, но никто не возмущался.

– Есть ощущение, что зрители в глубинке устали от попсы, что не хватает им живого слова?

– Не только ощущение... В любом городе, где бы мы ни выступали, к нам за кулисы приходили и говорили именно об этом. Ведь до парадоксов доходит. Например, в порядке эксперимента мы прочитали стихотворение «К Чаадаеву»: «Любви, надежды, тихой славы // Недолго нежил нас обман, // Исчезли юные забавы, // Как сон, как утренний туман...» Я смотрю в зал и по глазам вижу, что публика впервые слышит эти строчки, воспринимает их как едва написанные. А ведь это Пушкин! Спросил у школьных учителей: «Читают ли сегодня «К Чаадаеву»?» Замялись, смутились: мол, в программу оно входит, есть в каких-то рекомендательных списочках, но... учить наизусть его не задают. Но если бы дело касалось только этого стихотворения... Вся русская классика ушла куда-то на задворки. На одной встрече спросил: кто написал «Смерть поэта»? Молчат. Не знают Лермонтова. Прочитал – гром оваций. Что значит классика! Она в любую эпоху отклик найдет. Кстати, включил я в программу и финальный монолог Чацкого. Не буду называть фамилию, но один губернатор мне сказал: «Благодаря вам я вдруг начал вспоминать свои любимые произведения, которые со школы не перечитывал». Он, кстати, из инженеров. «Этого же никто не читает ни по радио, ни по телевизору. А у меня вдруг стало воскресать... Я ведь все время на руководящей должности в промышленности. Потом меня подвинули на управленческую работу. Некогда было... А сейчас я слушал стихи, и они вдруг воскресли во мне. У меня слезы потекли. Я ведь всё это знал!» Меня тронул этот человек. А как мы выступали у меня на родине, на станции Зима! Нас попросили задержаться еще на один день, чтобы дать концерт на центральной площади. Как назло, пошла гроза, но вся площадь была переполнена – люди стояли, слушали стихи. Кто зонтиком прикрывался, кто плащом, кто газетой... Не ушел ни один человек. Это же о чем-то говорит!

– Как лично вы выдержали такой режим?

– Нас везде очень тепло встречали. Разве что Воронеж меня поразил. Когда мы приехали, было ощущение, что нас никто и не ждет. Потом оправдывались: дескать, так много у них маленьких фестивальчиков проходит, что просто за всеми не уследишь. В самом деле, когда я поселился в гостинице, у меня в номере лежали проспекты их бесчисленных мероприятий, и было написано: «Воронеж – столица российской культуры». А зал был заполнен процентов на 20, поскольку никто не занимался билетами. Город занят фестивалями, извините.

– А руки не опускаются, когда такое отношение?

– Нет, это же исключение. Понимаете, я видел всё человечество, я в 87 странах был. И знаю, что большинство людей – это хорошие, честные люди. Я серьезно говорю. Так что, в очередной раз объехав страну, вернулся сейчас в счастливом состоянии. 3 октября у нас будет концерт в «Лужниках». Ставит Марк Розовский по моему сценарию...

– В этой поездке у вас не было ощущения, что времена меняются?

– Один раз, когда я заговорил об ужасах сталинизма, человек из зала крикнул: «Не трогайте товарища Сталина!» Его тут же увела охрана. Потом и вовсе оказалось, что он был пьян. А так неприятностей никаких не было, даже когда я читал стихи о том, как преподаю историю кино в Америке, или когда читал об Украине. Их очень хорошо принимали. Моя концепция была следующей. Я говорил на наших концертах о таких нежелательных явлениях, как антиинтернационализм, и что если мы хотим быть счастливыми, то не имеем права забывать о братских народах. Россия всегда была и будет многонациональным государством, независимо от ее состава. Состав может меняться в силу тех или иных обстоятельств. Но «Россия для русских» – это не наш лозунг. Это мимо Пушкина, мимо Толстого – это мимо всей русской классики. Когда в наш адрес доносятся национальные обвинения: мол, русские такие-сякие, мы должны оставаться толерантными, терпеливыми и никого не оскорблять в ответ. Им самим же потом будет стыдно. Надо с чистой совестью пережить и выдержать этот исторический период. Нельзя опускаться до уровня переругивания и взаимных оскорблений, иначе все это перейдет во взаимную ненависть между братскими народами, и уже никакая дискуссия нас не спасет. Мы не должны забывать про сотни тысяч украинских солдат, которые лежат в земле в обнимку с русскими, павшими в борьбе против фашизма. Где бы я этого ни говорил, зрители мне аплодировали. Значит, согласны.

– Вы продолжаете делать то, чем занимались всю свою жизнь: учите любить, изживаете ненависть...

– Я должен все-таки ориентировать людей. Жена моя Маша упрекает меня, что, дескать, в тебе говорит неизжитый педагог. Но что же я могу сделать, если он во мне сидит! Я всегда приводил в пример Сахарова: сколько бы его ни оскорбляли, он никогда и никому не отвечал. Для меня это настоящий образец терпимости.

– Как удержать тех деятелей культуры, которые сегодня становятся по разные стороны баррикад и вместо того, чтобы мирить наши народы, добавляют масла в огонь?

– Не присоединяться к ним, вот и все.

– Но удивляет ведь и другое: сколько эпох было на вашем веку и постоянно каждое поколение наступает на одни и те же грабли. То возносят Сталина, то борются со сталинизмом, то разрушают церкви, то реанимируют веру, то репрессируют выдающихся ученых и деятелей культуры, то реабилитируют их... Постоянный поиск чужаков.

– Когда живешь в России, взаимоотношения с граблями должны быть привычными. Ну что делать, такая страна... Вы спрашиваете о моем поколении... Мне кажется, я остался таким же, каким и был. И друзья мои по нынешний день не испортились – они такие, какими я в молодости их знал. Времена действительно менялись, это давало закалку. Я никогда не был, например, членом партии – это особый разговор. Но спас, наверное, человек 12–15 от исключения из ее рядов. Я постоянно писал письма, взывал к авторитетам, и в конце концов мне сказали: «Мы очень ценим вашу работу. А почему вы сами не вступите в партию? Вы бы тем самым очень большую помощь нам оказали. Талантливые, хорошие люди могли быть исключены, такие как Юрий Карякин, Булат Окуджава, а вы же спасли их». Я говорю: «Понимаете, я вам скажу честно. Я чуть было не вступил в партию. Но вам же потом самим пришлось бы меня исключать, потому что обо мне такие вещи говорят!» В самом деле, сколько раз меня запрещали, шельмовали в печати, но затем времена менялись, и я вновь выплывал. Удивительные вещи вскрывались... Например, однажды мне позвонил Евгений Матвеевич Самотейкин, который когда-то работал помощником Брежнева, а затем, после его смерти, был назначен чрезвычайным и полномочным послом СССР в Австралии. Там он затосковал, хотел завести роман с какой-то нашей танцовщицей из национального ансамбля, но она телегу на него написала, и его отозвали. Он показывал мне это письмо. Главное возмущение артистки заключалось в том, что Евгений Матвеевич, как она выразилась, неоднократно бросал на нее «раздевающие взгляды». Но это к слову. Так вот, Самотейкин позвонил мне однажды. Говорит: «Я обнаружил любопытное письмо для вашего архива». А он всегда был в контрах с другим помощником Брежнева – Виктором Голиковым, который однажды на Политбюро зачитал бумагу, подписанную атомными учеными, о реабилитации Сталина. И когда он начал читать, Косыгин резко его остановил и сказал: «Товарищи, мы где? На Политбюро или в жэке каком-то? Какая еще реабилитация Сталина! Почему мы должны обсуждать бредовые коллективные обращения? Вспомните, недавно ведь писатели, которые завидуют Евтушенко и хотят его съесть, тоже написали бумагу о том, чтобы не давать в печати его поэму «Братская ГЭС». Мы, к счастью, это просекли и отстояли». После этого рассказа Самотейкин протянул мне письмо и сказал: «Вот для вашего архива, теперь вы увидите, кто на самом деле ваши друзья: партия или некоторые писатели». По его словам, там было 12 имен моих коллег. Но я отодвинул бумагу и сказал: «А вам куда полагается такие письма сдавать?» – «В архив ЦК». – «Вот туда и отдайте. Пусть там лежит. Я не хочу знать этих имен: вдруг встречу у себя в Переделкино или где-нибудь еще. Не удержусь однажды и в морду съезжу. Лучше не знать».

– И до сих пор не узнали?

– Нет. А зачем? Тяжело ведь жить, когда знаешь имена недругов. Лучше я буду бросать раздевающие взгляды на красивых женщин, чем читать их письма.

ФОТО ИЗ АРХИВА Е. ЕВТУШЕНКО

– По традиции свой день рождения вы будете отмечать большим творческим вечером. Много лет подряд он проходил в Политехническом музее, но сейчас там реконструкция. Есть надежда со временем вернуться в музей?

– Там ремонт, и никто не знает, когда он завершится. Говорят, через несколько лет. Значит, через несколько лет и вернемся. А пока мы нашли временное пристанище в ДК «ЗИЛ». Там очень хороший зал. 18 июля придут друзья и почитатели творчества. Как обычно, никого специально я не зову, но знаю, что людей будет много – нашей традиции ведь уже столько лет! На днях позвонил, например, Миша Задорнов – говорит, что привезет певицу Наталию Москвину, она с композитором Алексеем Карелиным сочинила песню на мои стихи «Когда придет в Россию человек». Говорят, очень интересно звучит. Не терпится послушать. Сам Миша специально прилетит из Сицилии, он уезжает туда на лето – пишет какие-то исторические исследования. Мне он нравится – талантлив во всем. Хотя я его немножко остановил насчет «тупых американцев» – слишком часто повторяет. Русские тоже есть тупые. С моей точки зрения, одно время он перебарщивал, говоря это.

– Кстати, он повторял это часто в те годы, когда российско-американские отношения еще не были накалены. А сейчас вы, как гражданин мира, чувствуете антиамериканскую волну?

– Я знаю, что она существует и создается искусственно. На центральных телеканалах она культивируется. Но так, чтобы во время встреч с публикой... Нет, не чувствовал ни разу. Я вот проехал всю страну. Все знают, что я работаю в Америке. Но никаких возмущений на этот счет не слышал. Наоборот, меня спрашивали, есть ли будущее у нас и у американцев, можем ли мы найти общий язык... И я уверен, что будущее есть!

– А в Америке как относятся к России?

– Точно так же. Везде нормальные люди. И я не теряю надежды на то, что именно культура примирит нас. Недавно в Штатах ко мне подошла девочка-американка и попросила передать письмо Татьяне Самойловой – она посмотрела фильм и захотела поделиться собственными переживаниями. Я говорю, что, к сожалению, Танечка умерла. «Как умерла?» Для нее это стало личным горем...

– После поездки по России вы что-то добавите к своим американским лекциям?

– Обязательно буду рассказывать, конечно. Я никогда не делю творчество на «для своих» и «для них». Все свои стихи об Украине я читал и за океаном. Например, в США есть такая школа для разведчиков. И один профессор перевел мое стихотворение «Медсестра из Макеевки». Он сам мне говорил, что плакал, когда работал над переводом – настолько тронули его эти стихи. Я спросил: «А вам за это не попадет?» – «Да ну, что вы, Евгений Александрович! Там ведь человеческая боль в этих стихах заключена». Кстати, это произведение печатали по обе стороны баррикад. Я знаю, что оно выходило и на Украине – там читали его. И я рад, что меня правильно поняли. На мой взгляд, никакая идеологическая борьба, даже все, вместе взятые идеологии не стоят одной человеческой жизни. Я люблю мирить людей, вообще-то говоря. Мне часто доставалось за это. Однажды я увидел, как какой-то пьянчуга бьет беременную женщину сапогом в живот. Я стал их разнимать. Но тогда женщина отломала кусок водосточной трубы и бахнула мне по голове: «Не трогайте моего мужа! И не лезьте в чужое дело!»

– После такого случая можно навеки утратить желание мирить людей...

– Нет, что вы. Как раз совсем наоборот.

"