Posted 16 апреля 2009,, 20:00

Published 16 апреля 2009,, 20:00

Modified 8 марта, 07:27

Updated 8 марта, 07:27

Актриса Мария Миронова:

Актриса Мария Миронова:

16 апреля 2009, 20:00
Дочь Андрея Миронова и внучка Марии Мироновой стала в последние годы одной из самых заметных театральных актрис (2007 год – премия «Золотая маска» и премия «Кумир», 2008 год – лучшая актриса пятилетия по версии журнала «Театрал»). Недавно вышел на экраны фильм Сергея Говорухина «Никто, кроме нас» с ее участием. Встреча

– Лет десять назад, впервые услышав ваше имя, я подумал: «Капитанская дочка»! Не только потому, что вас зовут так же, как героиню Пушкина, но и потому, что ваш отец, играя Остапа Бендера, щеголял в капитанской фуражке. Вас когда-нибудь называли капитанской дочкой?

– Нет, вы первый (смеется).

– Это приятно. А когда Александр Прошкин взял вас на роль Харловой в своей «Капитанской дочке», вы спросили, почему он не предложил вам сыграть Машу Миронову?

– Нет. На роли Гринева и Маши ему были нужны юные исполнители, и он, как вы знаете, подыскал польских актеров.

– А если я спрошу, давит ли на вас ваше происхождение, я тоже буду первым?

– Вот уж нет! Это я слышала сто раз. Почему вы все так любите об этом спрашивать?

– В каждом интервью есть обязательные вещи. Если я, представляя вас читателям, не напишу, чья вы дочь и чья внучка, хотя это всем известно, все подумают, что это невежливость или невежество. Спрошу иначе: происхождение давит или окрыляет?

– Ходить с грузом было бы тяжело, постоянно взлетать – неудобно (смеется). Вообще-то, я родилась довольно давно, и об этом не думаю.

– Ваша героиня в фильме Сергея Говорухина «Никто, кроме нас» показалась мне очень холодной. Как будто вам задали ледяную температуру, а вы усмирили себя и выполнили задание. Почему вы согласились на эту роль?

– Когда я прочла сценарий, он меня потряс. Я услышала симфонию. Это была история настоящей любви, история отношений, история выбора. Герой – совершенно необычный человек, таких единицы. Было интересно познакомиться с Сергеем, которого я раньше не встречала. Фильм, честно вам скажу, не видела, и что получилось, не знаю. Вы говорите про холод, а меня увлекло именно ее внешнее бесстрастие. Наверно, по контрасту с тем, что в театре я в это время играла сплошные страсти.

– Маша, вы поминутно говорите по мобильнику. А иногда вперемешку, так что не поймешь, к какому собеседнику вы обращаетесь, к видимому или к невидимому.

– Неужели постоянно? Я сама уже не понимаю, по телефону или нет. Приходится. В основном по делам фонда помощи актерам. (Выключает телефон).

– После съемки вы просмотрели запись и попросили сделать еще один дубль. Что вам не понравилось?

– Мне вообще мало что нравится, если честно, так что я предпочитаю не смотреть. Я смотрю во время работы, когда можно что-то изменить, а потом уже не смотрю. Вообще, больше радуюсь процессу, чем результату. Если бы во время репетиции или после спектакля можно было бы посмотреть запись, это было бы полезно. Правда, может быть и так, что после этого вообще не захочется играть. А от того, что ты посмотришь себя в фильме, ничего не изменится. Спектакль – живое вещество. Оно зависит от зрителя, от партнера, от самочувствия, от погоды на улице, от того, о чем думаешь. Спектакль меняется, а кино – нет. Это мы меняемся и смотрим его другими глазами.

– Вы не ответили на вопрос, что вам не понравилось в первом дубле.

– В нем не было жизни. Он ожил лишь к концу, когда мы стали обмениваться взглядами. Так что нужно было переиграть начало. Но не заиграть, потому что хороши бывают первые два-три дубля, а потом жизнь из кадра уходит.

– Я не почувствовал особой разницы между тем, как вы играли в первый раз и во второй.

– Я не знаю, как это объяснить. Вообще не люблю объяснений, когда режиссер начинает втолковывать то, чего в сценарии нет. Если нет правды существования, что можно объяснить? А если она есть, зачем что-то объяснять? Когда сценарий живой, в него можно вкладывать смыслы, расставлять музыкальные акценты.

– А логики в этом быть не должно?

– Мне кажется, что самое прекрасное в жизни происходит вне всякой логики. Судьбоносные встречи, например. Мотивы героини для меня настолько прозрачны, что не требуют никакой мотивации. Мне не надо говорить себе: «Она поступает так, потому, что…». Это приходится делать лишь тогда, когда в сценарии что-то не сходится.

– И вы никогда не ждете от режиссера указаний, как и что вам играть?

– Я чувствую мелодию, чувствую музыкальную тему и ее развитие. Мне важно единомыслие с режиссером, а чтобы играть, нужна его дирижерская палочка.

Фото: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН

– А как устанавливается единомыслие, если не путем обмена мыслями?

– Мы с Иваном (режиссер Иван Савельев.– «НИ») много говорили. Сценарий мне понравился сразу, но впечатление было очень сумбурным и каким-то фрагментарным – я не почувствовала целого. Все сложилось только в процессе общения с режиссером.

– Часто вы отказываетесь от предложений что-то сыграть?

– Бывает. Я ведь играю исключительно ради интереса. Если его нет – зачем это все?

– А заработать?

– Самый радостный заработок – когда есть интерес, иначе он превращается в страшную повинность…

– Повинностей вы не отбываете?

– Только если есть серьезная вина.

– Вас вообще трудно заставить делать то, что вам не нравится?

– Практически невозможно.

– Да, у вас в лице есть нечто волевое. Вами, наверно, трудно управлять.

– А зачем мной управлять?

– Ну я знаю мужчин, которым это просто необходимо.

– Я люблю свободу и сохраняю ее для всех людей, которых люблю. В том числе и для себя.

– Предоставлять другим свободу – это хорошо, но одна моя подруга говорила, что главное для женщины – знать длину поводка, при которой мужчина будет думать, что он на свободе.

– А зачем она вам это говорила? Оптимальный вариант – когда он не догадывается о самом существовании поводка!

– А вы когда-нибудь чувствовали, что вас пытаются держать на поводке?

– Было и такое.

– И что вы сделали?

– Сначала убедилась, что он действительно существует, потом взяла нож и перерезала.

– Так, чтоб почувствовал боль?

– Это зависит от степени натяжения поводка. Если очень тянет, можно разрезать так, чтобы почувствовал.

– Вы, как я вижу, решительная. Способны поругаться с режиссером?

– Если этот режиссер – Андрей Жолдак, то поругаться с ним – одно удовольствие. Это так заряжает! Когда нет энергии, становится невыносимо. Жолдак начинает заводиться, потом взрывается, и этот взрыв идет на пользу спектаклю. А вот с Ваней Савельевым я и представить себе не могу, чтобы могла поругаться. Может, это и не на пользу делу – но не могу. (Одевается.) Все, до свидания, я побежала. Пришлите текст на сверку, а не то запутаетесь, что вам, а что в телефон…

Справка «НИ»

Актриса Мария МИРОНОВА родилась в Москве в семье актеров Андрея Миронова и Екатерины Градовой. Училась в Высшем театральном училище имени Щукина и во ВГИКе, который окончила в 1996 году (курс Михаила Глузского). С 1996 года работает в театре «Ленком». Играет в спектаклях «Безумный день, или Женитьба Фигаро», «Город миллионеров», «Варвар и еретик», «Плач палача» и других. Снималась в фильмах «Невероятные приключения Тома Сойера», «Свадьба», «Ночной дозор», «Дневной дозор», «Статский советник», «Олигарх» и других. С 2008 года – соучредитель Фонда поддержки деятелей искусств. В 1998 году стала лауреатом премии имени Евгения Леонова. Заслуженная артистка России (2006), лауреат национальной театральной премии «Золотая маска» (2007) за лучшую женскую роль («Федра. Золотой колос»). В ноябре 2008 года стала лауреатом премии «Звезда Театрала» (издательский дом «Новые Известия») в номинации «Лучшая актриса пятилетия».

"