Бард Олег Митяев: "Если заниматься любимым делом, слава и деньги придут"

– Вы не против, если мы поговорим с вами о светлом прошлом? Когда еще не была написана первая песня для Ильменского фестиваля, когда вы еще учились в Челябинском институте физкультуры и все вокруг носили плащи из болоньи?

– Светлое прошлое, говорите? Хорошо-то как! И что я должен рассказать?

– Как все это у вас началось.

– Ну, вообще это началось не с института физкультуры, а, видимо, в монтажном техникуме. Я заканчивал его по специальности «монтаж электрооборудования промпредприятий» и петь со сцены не собирался. Но меня попросили сделать это на конкурсе художественной самодеятельности. Спеть песню, которую пел Андрей Миронов «Кто на новенького?». Я согласился. И с этого момента все и понеслось.

– А вам хотелось соглашаться?

– Да нет. Я активно занимался волейболом, и мне эта художественная самодеятельность была по барабану. Но пригласили, потом еще. Пошли какие-то аккорды, цифровки, вокально-инструментальный ансамбль. Я втянулся.

– Очень многие талантливые люди участвуют в художественной самодеятельности в юности. А потом все это отходит на второй план.

– Конечно. Люди, на которых я равнялся, о которых думал, что ногтя их не стою, которые писали такие удивительные песни, сейчас работают, например, инженерами завода автоприцепов и чувствуют себя великолепно. Лишь вечерами иногда поигрывают на гитаре. Вот это мне непонятно: почему я стал выступать на сцене, а они стали работать на заводе. Я делал это гораздо хуже, чем они.

– Случай, ваше желание, судьба. Кто-то вел?

– Никому не известно, кто вел, просто наверху было написано. Я ведь всячески пытался избежать этого. Именно поэтому поступил в институт физкультуры, а потом в ГИТИС. Это все равно ведь не то. Я мог работать в комсомоле в свое время, но как будто сверху кто-то все время говорил: «Пиши песни. И все у тебя будет». И возвращал меня на эту дорогу. И в конце концов у меня ни на что другое просто не осталось времени. Я бы сейчас, скажем, мог бы быть актером, сниматься в кино или играть в театре. Но судьба меня отвела. Это очень тяжелый труд. И дело даже не в том, что он тяжелый, а видимо, он не мой. Поэтому он и тяжелый.

– Заниматься тем, чем вы занимаетесь, не менее трудно. Самое легкое – это написать песню. А вот раскрутка…

– Ха-ха-ха! Какое заблуждение! Как раз написать песню – самое сложное. Мало того что сложное. Это – самое необъяснимое. Как у вас язык-то повернулся сказать, что просто написать песню! Ведь никто этого не знает. И я этого не знаю. Не знаю, как это делать. Каждая новая песня – это мучение. Пусть сладкое. Но ты раскачиваешь этот маятник и не знаешь, что из этого получится. Не знаешь! И вдруг – небеса открываются, и тебе говорят: «Записывай!» И ты быстренько записываешь, сколько успел. Четыре главные строчки. Остальное можно написать самому, всякой ерунды. Но песня уже состоялась. Из-за этих четырех строчек. И услышать эти четыре строчки – самое сложное. А все, что начинается потом – аранжировка, концерты, это уже удовольствие. Ты спел, а тебе: «Ах!» А ты думаешь: «Что ах? Я вроде бы тут и ни при чем…»

– И все-таки для начала нужно было как-то себя раскрутить. Это же трудно.

– Вот как раз этим я никогда не занимался. Если написать песню это самое сложное, то заниматься раскруткой – самое скучное. И я могу, к счастью, себе позволить этого не делать. Потому что есть естественное течение жизни, а есть раскрутка. Такая мануфактура: вложить бабки, чтобы потом заработать еще больше. И если человек из себя ничего не представляет, то если у него есть деньги и желание такой мануфактурой заниматься, его будет знать вся страна. Но – недолго.

– Я правильно вас поняла, что даже сейчас, если у человека есть дар и – главное – ему открывается эта дорога, то ему не придется сильно стараться, чтобы себя раскрутить?

– Сегодня – особенная ситуация. Сегодня если у человека есть даже стоящие вещи, мы их не увидим. Мы не видим Шевчука на телевидении, например, потому что денег платить он не будет. Может, вы скажете, что у него плохие песни? А? Просто он не работает локтями и не занимается шоу-бизнесом. Вот и все. И не только Шевчук. Это и Саша Мирзаян, и Лена Фролова, и много молодых и талантливых авторов, у которых есть прекрасные песни. Мы просто этого не видим. Зато «Муси-пуси» и «Шоколадного зайца» знают все. И Первый канал замечательно вкладывает бешеные бабки для того, чтобы это раскрутить и потом состричь купоны. Но это все какая-то пластмассовая история, а не жизнь. Та же Пугачева сказала, что за каждой песней должна стоять судьба. И не только она, очень многие говорили об этом: «Не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась». Этот путь мне больше нравится. Он настоящий. Но сегодня им идти гораздо сложнее.

– Если бы вы сегодня начинали, какие шаги предприняли бы? Это не праздный вопрос. Вы сами сказали, что в силу ситуации сейчас никто не видит и не слышит очень многих талантливых людей.

– Здесь вопрос гораздо глубже. Очень важно заниматься любимым делом. Слава и деньги – это не цель. Не цель, потому что если ты занимаешься любимым делом, что бы тебя ни увлекало – вырезание лобзиком, балет или ковка железа, если тебе это нравится и совпало с тем, к чему у тебя есть способности, то слава и деньги – они все равно придут. Самое главное, чтобы процесс тебе доставлял удовольствие. И как в свое время сказал Сергей Никитин, барды – это люди, которые занимаются не своим делом. Они работают физиками или биологами, а в свободное от работы время пишут песни. И это у них так хорошо получается и так нравится людям, что, как правило, те деньги, которые они получают с концертов, во много раз больше, чем зарплата кандидата или доктора наук. Но поскольку человек занимается любимым делом, даже если бы ему не платили этих денег, он бы все равно это делал. И – мало того – это еще и доставляет удовольствие другим людям.

– И все-таки, если человеку важно заниматься любимым делом, но петь песни он хочет не только себе и маме, что ему делать в той ситуации, которая сложилась сейчас?

– На самом деле механизм довольно прост, и воспользоваться им может любой. И человек бездарный, и человек талантливый. Странно то, что талантливые люди пользуются этим реже. Тебе нужно записать эти песни дома на кассету, потом показывать разным людям и просить помочь записать это по-настоящему. И если какому-то человеку в сердце попала эта песня, то он даст тебе 10 тысяч долларов. Но поймите, пробивание и раскрутка – это другой вид искусства. Отдельная профессия. Не все художники обладают организаторскими способностями. Этим должны заниматься менеджеры. Тоже талантливые. Но талант писателя гораздо важнее, чем умение продавать книги.

Я расскажу вам, как у меня это было. Я спел товарищу. Он говорит: «Подожди, сейчас придет Колька, и ты нам обоим споешь». Пришел Колька, я им спел четыре раза, и они говорят: «Давай ты выступишь перед классом». Я выступил перед классом. И к тому времени, когда меня пригласили работать в филармонию, у меня уже собирались полные залы. Идти работать в филармонию я отказывался: «Я же закончил институт физкультуры, у меня же нет образования!» Они мне сказали: «А мы вам дадим комнату в общежитии». Я ответил: «Тогда конечно!» Я был тогда очень рад этому предложению.Это я сейчас понимаю, что у меня собирались полные залы, а филармония мне платила 13 рублей 50 копеек. Филармония зарабатывала. И мне это нравилось. Я пел, и мне еще за это деньги платили. И еще, у меня никогда не было претензий, что мои песни должны кому-то понравиться. Есть люди, которым нравится «Раммштайн». И как бы я ни пел свои песни, эта публика на мой концерт не придет. И я воспринимаю это как абсолютно нормальную ситуацию. Просто многие творческие единицы думают, что весь мир должен лежать у их ног. Эти творческие амбиции помогают, может быть, писать, но губят человеческую психику, когда происходит столкновение с людьми, которым это не нравится.

– И все-таки, талант подразумевает успех?

– Напрямую – нет. Только при удачном стечении обстоятельств.

– Вы способны сразу определить талант в человеке?

– Нет. Иногда это абсолютно неинтересный, замкнутый человек. И вдруг он берет и что-то такое делает, что ты начинаешь его просто… любить. Он окутывается для тебя сиянием. Вы встретите где-нибудь Бориса Акунина, и что, поймете, что он – талантливый человек? Мы как-то зашли в актерский клуб ЦДЛ с Леней Лейкиным, есть такой клоун, который все никак не вернется из Лас-Вегаса, и увидели там Бориса Акунина. И я бросился сразу с комплиментами и с разговором. А Леня стоял, смотрел и спрашивал: «Кто это такой?» Он там в Америке ничего не видит. Когда я сказал, что это Борис Акунин, то Леня так засветился, заплясал и затанцевал, что они подружились, и Акунин даже предложил ему какие-то роли.

– Вы на своем сайте в Новый год всем желали стабильности. И сами к ней стремитесь?

– Да. Стремиться-то я стремлюсь…

– Но ведь вы полностью зависите от той «трубы», через которую вам посылаются эти четыре строчки. Она может замолчать, закрыться. И от вас тут ничего не зависит. Получается, ваша профессия – самая нестабильная…

– Можно пожертвовать хорошей песней ради стабильности. Можно же писать песни во время войны. И чувства у меня будут обострены. Может, я что-нибудь толковое и напишу. Но в это время миллионы людей будут гибнуть. И знаете, я лучше буду писать песни тихонько на даче, предполагая, какие могут быть у муравьев из трех муравейников сложные взаимоотношения: и любовь, и ревность, и неустроенность, и дождь… Я согласен писать именно об этом и не написать величайшего произведения «Вставай, страна огромная!».

Олег Митяев: «Лирика бессмертна»