Фрейд торжествует

Борис Эйфман радует публику узнаваемостью. Снова в центре его спектакля мятущийся герой, отторгнутый бездушным обществом. И схема действия, как всегда, одинакова: герои через головоломные дуэты погружаются в бурный транс, а кордебалет изображает ту или иную презренную толпу. Спектакль по Толстому сделан не вчера, но в Москву привезли новую редакцию. Сменился состав исполнителей, которым придуманы дополнительные танцы, приобрели другой вид декорации. Суть же осталась прежняя. Представьте, что пианист, исполняя симфонию, не играет всю партитуру, но тыкает пальцем в одну клавишу. Вот так поступил Эйфман. Из всей сложной гаммы романа он взял одну, да и ту – в лоб. Автор свел Толстого к сексуальной зависимости женщины от мужчины.

Герои балета погрязли в сублимации либидо. Каренин «оголен и раздавлен» мужским бессилием, Вронский (юный Олег Габышев) – наоборот, гиперактивный самец, хотя у этого танцовщика персонаж манерен, как манекенщик. Каренина (Нина Змиевец) – невротичка и наркоманка, страдающая от половой неудовлетворенности. Впечатляет соло героини на семейной кровати в стиле «я вся горю, не пойму, отчего», в то же время в другом углу сцены Вронский нервно ворочается на своем ложе. Анна у балерины Змиевец без рефлексий лелеет необузданность плоти. Когда она добирается до любовника, который явно младше годами, буйный секс выражается не только в объятиях, поцелуях и трении животами, но и в разнообразнейших поддержках: нет такой позы, в которой партнер не поднял бы даму в воздух.

Для вышколенного кордебалета Эйфман всегда ставит нечто акробатически-трудоемкое, со шпагатами в воздухе и швыряниями на пол. Труппа трудится в поте лица. Носится на великосветских балах, изображает общественное мнение (кривляющуюся светскую чернь в черном) и, облачившись в маски с перьями, пляшет на Венецианском карнавале. В эпизодах скачек и запоя облик полуголых офицеров заимствован из мужского стриптиза. Во сне Карениной появляются страшные станционные мужики в ушанках, целой толпой. В финале они же коллективно и, надо сказать, эффектно изобразят паровоз, под который с размаху бросится ополоумевшая от морфия героиня. Кстати, о морфии: после того, как Анна примет наркотик, будет сцена галлюцинаций, где «голые» личности обоих полов под мигание лампочек и скрежет фонограммы коллективно изнасилуют страдалицу.

Действие длится под нарезку из 14 произведений Чайковского – тут и Струнная серенада, и Итальянское каприччио, и несколько симфоний. Музыка имеет отношение к танцу как общий звуковой фон: в иных аспектах ее не слышат ни хореограф, ни артисты. И оказывается, что экстаз, если с ним перебор, тоже бывает монотонным: на сцене почти все время царит настроение, похожее на «фортиссимо» в музыке. Не балет, а сплошной полет валькирий.

У Эйфмана справа – всегда высокая культура, а слева – ее профанация, хотя, по хореографу, это чуть ли не просветительский подход. Автор гордится тем, что прочел Толстого по-современному. Ведь «старомодную» классику многим трудно одолеть из-за объема и «занудства», но появляется балет, в котором все упрощено, тем самым «занудство» приближено к народу, и публике не надо умственно напрягаться. Правда, зрителям, привыкшим к психологическим полутонам романа, покажется странной переделка Толстого в трэш. Но таким ископаемым лучше не сравнивать балет с книгой, а представить, что это специально задуманный проект. Он отлично усваивается потребителем искусства, у которого душевные метания, а тем паче духовные поиски вызовут реакцию типа «много букафф» и «неасилил».

В Америке не так давно организовали книжный проект «Андроид Каренина». В переписанном романе действуют роботы, восстающие против людей, Каренин вживляет себе микрочип, а его жена превращается в жестокого киборга. Разумеется, книга стала бестселлером. Автор балета сделал нечто похожее. Что зрители помнили о романе до похода на спектакль? Азы школьной программы. А если свести мир русской аристократии к страстям в спальне и бурям подсознания? Такого вы еще не видели. Эйфман представил Толстого в стиле «страсти-мордасти». И получил хорошо продаваемый продукт.