Тотально проставился

Илья Кабаков, прошедший в 1970-х тернистый путь неофициального художника, не желавшего вписываться в систему соцреализма, прославился двумя вещами. Точнее даже двумя фирменными открытиями. Именно его на Западе считают едва ли не главным исследователем особого типа homo soveticus («человека советского»), достигшего таких глубин, которые оказались не подвластны другим представителям соц-арта. Второе кабаковское открытие – тотальная инсталляция. Тотальность ее заключается в том, что зритель не просто рассматривает набор картины или набор предметов, представленных художником, он оказывается вовлеченным внутрь специально организованного пространства. Это как если бы какой-нибудь режиссер посадил зрителя прямо на сцену и развернул действо шекпировской пьесы вокруг него (что, впрочем, уже не раз делалось в современном театре).

В Москве начался показ трех развернутых проектов Кабакова. Самый последний – «Ворота» – создан специально для Пушкинского музея. Именно там заявлена «общая» тема: музей – как основа культуры и одновременно ее могила. Будут еще игры с картинным пространством и «воротами в мир» (как называли живопись). Кабаков ни много ни мало старался написать «Альтернативную историю искусств» – поместить зрителя в такое музейное пространство, в котором он забыл бы все выкладки и клише об истории советского искусства. Еще до открытия стали раздаваться восторженные отзывы о том мощном воздействии, которое оказывает на всех сооруженный Кабаковым музей в музее (работы в этом музее – сплошная фикция, но постепенно начинаешь верить, что такие художники существовали). В этом, собственно, и состоит необъяснимая сила кабаковского искусства. В нем всегда остается место интерпретации, зрительскому творчеству. Казалось бы, критики все объяснили и про «коммунальность», и про иронию в отношении советских культурных знаков – от красных уголков до подъездных объявлений. Однако при непосредственном контакте с инсталляцией все клише исчезают. Тоска в коммуналке оборачивается всемирной тоской потерянного человека, персонажи, вывалившиеся из советской системы, оказываются героями почти античных комедий и трагедий.

Единственная проблема со всей ретроспективой и шоу Кабакова – та же самая, что и примечательное достоинство: большие деньги и амбиции. В Москву приехал мало того, что «миллионщик» (один из самых дорогих на аукционах из ныне живущих художников), но еще и некий олигархический миссионер, который, наконец, всем должен показать, что такое современное искусство на мировом уровне. До этого все, что у нас было, – игры дилетантов. Между безусловным восхищением и активным неприятием имеется еще одна линия в отношении Кабакова: спокойное почитание былых заслуг классика и готовность простить ему постоянный самоповтор и набивание себе цены.