Posted 15 сентября 2005,, 20:00
Published 15 сентября 2005,, 20:00
Modified 8 марта, 09:20
Updated 8 марта, 09:20
Только в «НИ»
Недавно я был в одной московской школе, вовсе не привилегированной, и спросил у школьников: «Кто из вас был за границей?» Оказалось, что почти все: кто с родителями на отдыхе, – в Анталии дешевле, чем в Сочи, кто по удешевленным для детей культурным туристским путевкам в Дании, в Париже, в Хельсинки. Я спросил: «Кто из вас знает, что такое выездная комиссия?» Одна девочка подняла руку: «Наверно, это такая комиссия, которая все время куда-то выезжает»...
Это были уже не детки в клетке, как мы когда-то. Им уже и в голову не приходило, что в каждом, даже районном, городке были такие комиссии – в основном из партийных и кагэбэшных пенсионеров, которые мучили выезжающих за границу всякими занудно-политическими вопросами, проверяя сограждан на лояльность, и хотели – пускали, а не хотели – не выпускали. И на всех этих инквизиторских собеседованиях нам внушали, что мы ни в коем случае не должны общаться с эмигрантами и привозить домой написанные ими книги.
Я с детства больше всего ненавидел границы, за которыми был украденный у нашего поколения мир, где жили такие загадочные люди-эмигранты. Вроде русские и в то же время вроде нерусские. В газетах их называли врагами, но многие из них были поэтами, и я доставал всеми правдами и неправдами их стихи и заучивал наизусть. Я начал составлять мою первую антологию «Строфы века» еще в шестидесятые годы в, казалось бы, безнадежные времена первых диссидентских процессов, охоты за самиздатом. Я хотел впервые воссоединить так называемых «белых» и «красных» – не как врагов, а как просто поэтов, просто русских под одной обложкой. Никакого шанса на публикацию такой антологии в подцензурном СССР тогда не было, и я был готов на риск напечатать эту антологию даже за границей, откуда бы она рано или поздно добралась бы до России. Но тот, кто верит в необходимость того, что делает, сам, как магнит, притягивает к себе свой шанс.
И шанс выпал, и гораздо скорей, чем я мог предположить.
Виталий Коротич – один из отцов нашей гласности, в самом начале перестройки отважно дал мне возможность реабилитировать в «Огоньке» около пятидесяти поэтов-эмигрантов, а также поэтов, замученных в сталинских лагерях, заново открыть забытые и полузабытые имена.
Когда антология «Строфы века» вышла в 1994 году отдельной книгой, она была буквально расхватана в нескольких изданиях и сейчас стала библиографической редкостью. Многие мне говорили, что она читается как увлекательнейший учебник истории.
Первая антология потянула за собой вторую, над которой я сейчас работаю и которую я назвал «Вначале было Слово...» с подзаголовком «Десять веков русской поэзии». Хочется воскресить всю историю нашей поэзии, а через нее и нашу отечественную историю. В антологии будет три тома – от митрополита Илариона до сегодняшних молодых поэтов. По объему работы это нечто вроде моей личной пирамиды Хеопса. Три тома – каждый около тысячи страниц. Одному, конечно, с этим не справиться, и, к счастью, у меня есть друг-редактор Владимир Владимирович Радзишевский, в отличие от моего любительского вихревого идеализма, он педантичный и скрупулезный профессиональный знаток литературы, что не отменяет его тайного аристократического романтизма, скрытого под маской насмешливого скептика. Директор издательства «Искусство» Ерицян нетерпеливо, но с огромным терпением уже лет пять ждет, когда же эта книга будет наконец готова, и однажды вздохнул: «Я понимаю, что вы вдвоем делаете работу целого института».
Я не хочу тем не менее, чтобы это было нечто наукообразное. Мне хочется, чтобы все страницы антологии перелистывались легко, как приключенческий роман, главная героиня которого – русская поэзия.
Учебники истории очень часто переделываются в зависимости от того, кто у власти. Так, если верить учебникам, центр войны сначала был в кремлевском кабинете Сталина, потом оказался там, где наездами появлялся член Военного Совета Хрущев, потом на Малой Земле, потом в Карелии. А по-моему, центр войны, если верить нашей поэзии, был там, где был Василий Теркин, а этот неунывающий солдат был одновременно на всех фронтах, и он-то и выиграл войну.
В «Казанском университете» у меня были такие строки: «Но не отвернула лик фортуна – мы под сенью Пушкина росли. Слава Богу, есть литература – лучшая история Руси». Такую антологию мы и стараемся делать. Мне пришлось даже перевести самому со старославянского на современный русский, не теряя, однако, очаровательных афоризмов, «Слово о полку Игореве», ибо мне кажется, что я нашел свою концепцию некоторых провалов в дошедшем до нас тексте. Думаю, что «Слово» было цензуровано княжеской цензурой перед их съездом, ибо слишком пышное восславление князя Игоря в финале не соответствует тому, что он погубил свою дружину, выступив в поход, несмотря на предупреждения матери-природы и мудрого князя Святослава...
Отдельные фрагменты антологии печатались в «Труде», «Новой газете», а сейчас нас радушно приютила газета «Новые Известия», которая своей живостью и независимостью по душе и Радзишевскому, и мне. Здесь пахнет геологоразведочным костром товарищества.
Каждую пятницу вы, дорогие читатели, будете находить рассказы о жизни поэтов Руси – и знаменитых, и незнаменитых, их лучшие стихи и мои собственные стихи об этих поэтах. Иногда мы будем нарушать хронологию, то ныряя в глубины истории, то выныривая в двадцатый или даже двадцать первый век.
А начать мы все-таки решили с нашего драгоценного наследия – с фольклора. Надеюсь, и вы будете наслаждаться народной мудростью – всегда современной – и дивной звукописью наших народных рифмованных пословиц.
Рифмованные пословицы