Ганс Иоахим Шлегель: «Молодые российские режиссеры отвергли своих отцов»

– Абсолютная победа российской кинематографии на последнем Венецианском фестивале – в том числе и ваша заслуга. Все-таки именно вы отбирали эти картины. Но, я помню, когда мы разговаривали еще в начале фестиваля, вы называли свой выбор неожиданным и странным. Почему?

– Я имел в виду, что этот выбор может многим показаться неожиданным. Ведь представленные здесь картины – дебюты. Конечно, неожиданно то, что в конкурс попал фильм никому до того не известного режиссера Андрея Звягинцева. Но на самом деле все это не странно, а очень характерно для ситуации в российском кинематографе. На «Кинотавре» победил дебютный фильм «Старухи», на Московском фестивале – дебютный «Коктебель». Так что появление дебютного «Возвращения» в Венеции более чем логично. При этом заметьте, что впервые за много лет на большом фестивале в конкурсе участвует фильм чисто российского производства. В прошлом году здесь была картина великого русского режиссера Кончаловского, но это была российско-французская картина. И фильмы Сокурова тоже не абсолютно русский кинематограф.

– Мне известно, что вы предлагали включить в фестивальные программы новые фильмы российских мастеров (из деликатности не будем называть фамилий), но предпочли все же молодых. Значит ли это, что мастерам уже подписан «смертный приговор»?

– Да нет, но факт победы здесь русских картин – это выражение надежды, что наконец-то начинается новое русское кино. Этому кино присущ минимализм. И дело тут не в недостаточности финансирования. А в том, что нынешние российские молодые ищут новую образность. Они как бы возвращаются в шестидесятые, к кинематографу даже не отцов, но дедов. Мы очень долго наблюдали в русском кино потерю и языка, и профессии. И вот молодые идут назад к замечательным резервам профессионализма, которые были в кино шестидесятых. Они смотрят назад, чтобы идти вперед. И эта связь дедов и внуков очень интересна и очень продуктивна.

– Слов о «новом русском кино» в разное время было сказано очень много. Что вы сегодня вкладываете в это словосочетание?

– Я вижу, что режиссеры отказываются от импортных образов и ищут собственные, опираясь, как я уже говорил, на опыт «шестидесятников». Но если поиски «шестидесятников» во многом были связаны с идеологической борьбой, то современные молодые черпают вдохновение в сегодняшних эмоциях. Пусть это маленькие сюжеты, в них нет никаких сенсаций. Но эти фильмы снова имеют тайну, эта тайна в атмосфере, в образах, а это, по-моему, гораздо более интересно и более действенно, чем скучный экшн. И потом российские молодые режиссеры идут против глобализации образов. А в этой глобализации я вижу огромную опасность, потому что сегодня кино во всем мире одинаково выглядит.

– Не прослеживаете ли вы какой-то мистической закономерности в том, что все российские картины, представленные на последних крупных киносмотрах, рассказывают про отца и сына?

– Конечно, это не выбор фестивалей. Это очень типичная русская тема. Вспомним Тургенева – «Отцы и дети». Сегодня эта тема мне кажется очень актуальной, потому что нынешнему поколению необходимо определить отношения с отцами, чтобы найти собственное место. Поколение отцов с начала 90-х находится в определенном тупике – они либо подражают Западу, либо решают какие-то личные проблемы, они варятся в своем котле и не могут творить свежий кинематограф. А теперь, я думаю, есть все причины поздравлять русских с тем, что у них есть новое поколение, которое не коррумпировано, они не стремятся угождать западному рынку, они делают кино честное, правдивое и при этом творческое, потому что у них есть своя образность. И к тому же они идут против глобализации образов, а эта глобализация кажется мне серьезной угрозой, потому что кино во всем мире сегодня выглядит одинаково.

– А что в этом смысле происходит в странах Восточной Европы?

– Можно говорить о сходных процессах. Но в Польше идет жестокая борьба поколения мастеров с молодыми. Мастера не хотят уступать молодым деньги, те вынуждены снимать на видео, но у них получается новое кино – и по форме, и по содержанию. И любопытно, что это молодое польское поколение гораздо более морально, чем старшее. Именно молодые говорят о необходимости духовных ценностей, критикуют «родителей» за стремление из всего извлекать выгоду, зарабатывать на всем. Подобные примеры мы найдем и в Румынии, и в Болгарии.

– Не кажется ли вам, что и кризис мастеров – не сугубо российская проблема? Когда смотришь последние творения Годара или Вайды, слезы наворачиваются на глаза.

– Я думаю, нужно дифференцировать. Маноэль де Оливейра, который был в Венеции с фильмом «Разговорное кино», в свои 94 года еще очень бодрый. Или Миклош Янчо: вечный бунтовщик, он не прекращает искать свое выражение и поэтому остается молодым. Другая проблема заключается в том, что поколение сегодняшних мастеров имело дело с определенными проблемами, с необходимостью бороться против идеологической диктатуры или цензуры. Сегодня это уже не работает, эта стена рухнула, но образовалась другая – стена экономической цензуры. И здесь режиссер вынужден выбирать– или он, несмотря ни на что, делает свое кино, или сдается потребностям масс. Но даже те, кто верен своему языку, должны подумать еще и о том, можно ли сегодняшнюю реальность описывать только метафорическими образами, как это сделал в своей последней работе «Магнитные бури» очень близкий мне режиссер Вадим Абдрашитов, или стоит поискать другой подход. Нельзя вечно повторять один и тот же почерк. Самое ужасное в искусстве – это автоматизм. Кажется, Шкловский писал о том, что человек, который живет у моря, перестает слышать шум волны. Он должен уехать в горы и вернуться, чтобы утраченное чувство вновь обострилось. Эта способность и есть основной закон искусства, в том числе и киноискусства.

– Многие российские фильмы, которые отбирают на международные фестивали, сами русские обвиняют в конъюнктурности. Так было, например, с «Домом дураков» Андрея Кончаловского, не говоря уже о Михалкове.

– По-моему, очень важно делать кино, которое бы имело домашний адрес. И мы всегда ценим в русском кино особую, русскую чувствительность, особую ментальность, которая, конечно, отличается от нашей. Только такое кино имеет успех за границей, по крайней мере у тех людей, кто заинтересован в киноискусстве. Потому что не имеет смысла экспортировать импортный товар, как это часто случается. Смотря не свое кино, мы хотим что-то понимать о другой культуре, о том, что волнует наших соседей. Может быть, нас связывает как раз наше отличие друг от друга.

Ганс Иоахим Шлегель – историк, критик и теоретик кино, специализируется на кинематографе Восточной Европы, автор статей по классическому советскому кино, по Довженко, Пудовкину, Муратовой. Свободно говорит по-русски, относится к российскому кино с гораздо большим уважением и интересом, чем многие русские. Много лет был отборщиком кино России и Восточной Европы для Берлинского и Мангеймского кинофестивалей. В прошлом году вместе с экс-руководителем Берлинале Морицом де Хадельном «переехал» в Венецию, где сразу оставил «русский след» – 3 фильма от России в официальных программах плюс ретроспектива советского кино, которое получило награды на первых венецианских фестивалях. В программах 60-го, юбилейного фестиваля в этом году принимали участие 3 картины от России, и все три получили высокие награды: «Возвращение» Андрея Звягинцева – «Золотого Льва Святого Марка» и «Золотого Льва за лучший дебют», «Нефть» Мурада Ибрагимбекова – «Серебряного Льва» в конкурсе короткометражных фильмов, «Последний поезд» Алексея Германа-мл. (программа «Новые территории») – специальное упоминание жюри. В этом году после грандиозной победы нашего кино в Венеции персональный рейтинг Ганса Шлегеля сильно возрос, а сам Шлегель между тем уже начинает учить китайский язык.