Posted 15 июля 2010,, 20:00

Published 15 июля 2010,, 20:00

Modified 8 марта, 07:09

Updated 8 марта, 07:09

Режиссер Георгий Данелия

Режиссер Георгий Данелия

15 июля 2010, 20:00
Недавно в Ярославле был открыт памятник Афоне. В скульптурной композиции присутствуют двое – сильно выпивший Афоня (Леонид Куравлев) и очень сильно выпивший Федул (Борислав Брондуков). «Новые Известия» связались с режиссером фильма «Афоня» Георгием ДАНЕЛИЯ, чтобы узнать подробности о памятнике. Однако, как оказалось, к

– Георгий Николаевич, у вас должны быть какие-то смежные авторские права на этот монумент со всеми вытекающими отсюда последствиями…

– Если бы я получал деньги от всех отголосков моих картин, я получил бы их со всех ресторанов: «Мимино», «Не горюй!», «Сам пришел», «Я так думаю», «Чито-грито», «Осенний марафон» и с пивных: «Афоня», «Кин-дза-дза», «Джентльмены удачи» и так далее. И даже с программы Академии наук «Гравицаппа». Я бы купил арабского жеребца и по утрам прогуливался на нем по дорожкам бульвара Чистые пруды – благо этот пруд под моим окном. Но я не умею «получать».

– И не пытались учиться?

– Лень…

– Наверное, поэтому вы так долго искали средства и для своей последней работы – мультфильма «Кин-дза-дза»… Кстати, не подскажете, где его можно увидеть?

– Нет. А вы? (Смеется)

– Опять извечная российская проблема: недофинансирование культуры?

– Фильм мы должны были сдать в конце 2009 года. Но тут явился кризис, и финансирование прекратилось. Производство мы вынуждены были законсервировать, съемочную группу распустить, технику сдать, помещение освободить. Чтобы не разрушать идею и сохранить труд и деньги, потраченные на фильм, мы с группой энтузиастов решили закончить картину в виде цветного эскиза, что-то вроде лимитированной анимации. Нам помог наш ханты-мансийский продюсер Олег Урышев. Он предоставил помещение и осуществлял минимальную оплату труда. Таким образом, мы сделали эскиз – смонтировали более трех тысяч цветных рисунков, записали реплики, шумы, музыку в декабре прошлого года, сдали диск в наш департамент по кино. Члены экспертной комиссии департамента позитивно оценили нашу работу и рекомендовали продолжить работу над фильмом и закончить в том виде, каким он был задуман. Показал я эскиз своему другу – великому Тонино Гуэрра. Он сказал «бене». Так что сейчас мы готовы снова ринуться в бой… Деньги нужны. Нужны деньги!

– Похоже, вы так и остались интеллигентным человеком, не научились извлекать выгод из своего имени…

– Дело не в имени. Просто с «Кин-дза-дзой» всегда были проблемы. Скажем, когда во дворе «Мосфильма» мы испытывали ракету для съемок, она, вместо того чтобы вернуться обратно, приземлилась в другом дворе, где была школа КГБ… А когда мы уехали в экспедицию в город Небит-Даг, ракету (в фильме она называется пепелац. – «НИ») по ошибке отправили во Владивосток. Кроме того, ураган разрушил повозку Цан. С самой Цан, которую играла замечательная актриса Ирина Шмелева, тоже были проблемы… Для нее был пошит специальный костюм, но костюмеры забыли взять его с собой, а когда она прилетела (а прилетела она на один день, так как снималась в другой картине), пришлось на месте за вечер шить для нее что-то из мешковины. А главное, на следующий день в Каракумах пошел дождь. Такого не помнил никто! Мне тогда уже ясно было, что дождь и все остальные напасти присылают инопланетяне. Им не нравилось, что мы их изображали такими, какие они есть на самом деле. Не привыкли, что их показывают или чрезвычайно умными и благородными, или ужасными и всемогущими. И сейчас они не оставляют нас в покое.

– Мне кажется, «Кин-дза-дза» – совсем не про инопланетян. Это фильм про то, что стало со всеми нами сегодня и на что мы уж точно обрекли наше завтра.

– Да, часть общества захватила себе малиновые штаны и не имеет никакого желания делиться ими с другой частью. Другой части осталось только делать «ку».

– Наверное, поэтому ваш фильм переживает сегодня ренессанс народной любви.

– А в свое время его премьера в Доме кино провалилась. Люди подходили, поздравляли и прятали глаза… Я ушел переживать и переживал какое-то время. Пошли слухи, что картина плохая. Рецензии разгромные… Мой друг, директор фестиваля в Сан-Ремо, приехал за ней, чтобы показать на своем форуме, и ему сказали: «Ты что, это худшая картина Данелии, ее не взяли даже на Ташкентский фестиваль». Потом мне позвонили студенты МГУ. Они сняли кинозал в «Космосе», чтобы посмотреть мою картину. Перед сеансом я сказал им, что смотреть картину не буду, потому что уже видел ее в Доме кино, и что если им не понравится, они могут смело уходить из зала, не боясь меня обидеть. Меня же в зале не будет, я пойду подышу свежим воздухом. После окончания картины вернусь и, если в зале останется хоть один зритель, отвечу на его вопросы. Когда я вернулся, все сидели на своих местах. Вернее, стояли. Так и аплодировали мне стоя минут пятнадцать. Я с удивлением узнал, что моя картина – хорошая и что некоторые в зале успели посмотреть ее по нескольку раз и пришли ради встречи со мной. Потом мне позвонил академик Дмитрий Лихачев и сказал: «Спасибо». Я спросил: «За что?» Оказалось, за «Кин-дза-дзу». Потом ее пустили в прокат и в кинотеатрах, за две недели в Москве картину посмотрели два миллиона человек. Меня даже пригласили вручить приз двухмиллионному зрителю. Потом мне пришло письмо: «Дорогой Георгий Николаевич! Спасибо, что вы обратили наше внимание на то, что происходит сегодня не только с нашим обществом, но и со всем человечеством. Ученики 3-го класса «В».

– Эти ученики сейчас выросли и построили Кин-дза-дзу…

– Способные оказались дети. Кстати, недавно слышал по радио интервью журналиста Михаила Козырева со сводной сестрой Обамы. Он спросил, какие у них с братом были в детстве впечатления о России, что они знали об этой стране и как ее себе представляли. Оказалось, что, будучи подростками, они нашли у родителей кассету с фильмом «Кин-дза-дза», которую Барак пересматривал неоднократно.

Фото: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН

– На днях в Москве показали старую картину Геннадия Шпаликова. В его официальных биографиях пишут, что ему были закрыты все пути после его публичного выступления в защиту картины «Застава Ильича»: мол, именно из-за этого он долго бедствовал, пил и в итоге покончил с собой. А вы в вашей книге пишете, что причиной было не публичное выступление, а никак не афишируемая помощь опальному писателю Виктору Некрасову…

– Гена не был публичным революционером. Он был мягким, тонким, ранимым, но очень принципиальным человеком. Ему действительно не простили того, что он перечислил свой гонорар опальному Виктору Некрасову. И выдали черную метку. Гена был талантлив, и к нему рано пришло все: деньги, слава, любовь красивых женщин… А потом все это в одночасье кончилось. Шли годы… Его не печатали, не снимали. Он не смог этого пережить.

– А с Бубой Кикабидзе отношения поддерживаете?

– Мы подолгу треплемся по телефону. Раньше рыбачили. Он хороший рыбак. У него всегда клевало, у меня – нет. Две свои любимые картины я снял на воде – было время проверить.

– Вы пишете в книге, что помимо Кикабидзе ваш любимый артист – Евгений Леонов…

– Я не пропустил ни одного его спектакля, потому что он меня приглашал. Хотя смотреть спектакли мне было сложно. Я тогда выкуривал по три пачки сигарет в день и после пятнадцати минут действия мог думать только о том, что хочу закурить. И не понимал ничего, что происходило на сцене… Но надо было делать вид, что все прекрасно, потому-то Леонов поглядывал на меня.

– Сели бы на балкон…

– Какой балкон? Мне выдавали билет в первый ряд посередине. И потом, после спектакля, поздно вечером Женя звонил мне, и я должен был делать строгий анализ его роли.

– Вы дружили и с замечательной грузинской актрисой Софико Чиаурели, которая недавно ушла из жизни. Обидно, что ее редко сейчас вспоминают…

– А потому я расскажу вам сейчас то, о чем не писал в книге. Когда Софико была маленькая, она очень мешала мне жить. Мы (это я и мои двоюродные братья Рамаз и Джиу) играем в переулке в футбол, и тут в окно выглядывает дядя Миша (Чиаурели, режиссер. – «НИ»), отец Софико, муж моей сестры Верико Анджапаридзе, гениальной грузинской актрисы. И этот дядя Миша зовет нас в дом: «Софико будет петь!» Софико было тогда три года. Я на восемь лет старше. Мы покорно шли в дом. Софико пела. Дядя Миша приходил в восторг: «Она великолепная певица!» Потом нас звали в дом посмотреть, как Софико танцует… «Она великолепная танцовщица!» – восторгался дядя Миша. Потом как читает стихи… И мы слушали… И у нас сводило скулы. «Она будет великой актрисой!» – радовался дядя Миша. «Будет, будет», – соглашались мы. А потом она выросла. И стала играть на сцене. Но я видел ее в спектаклях с Верико. И даже если Верико просто выходила на сцену и садилась в кресло, то все остальные становились ее тенями. Но однажды у Софико был творческий вечер в ЦДРИ. Она пригласила меня. Там показывали отрывки из фильмов с ее участием. И еще Софико пела, танцевала и читала стихи. И я понял, что Софико великолепно поет, великолепно танцует и что она великая актриса.

– Вы просто были слишком заняты работой. Сегодня, когда у вас есть время, вы смотрите кино?

– Нет. Больше читаю.

– Современных авторов читаете?

– Я попробовал читать Пелевина. Но остановился на Довлатове.

– А я люблю читать ваши книги. Они поднимают настроение.

– Спасибо. Один мой приятель говорит, что под них он засыпает быстро и спокойно. Он думает, что это комплимент.

– Правда, у вас все сюжеты кончаются на том месте, когда вы бросили пить. А ведь потом были еще картины: «Настя», «Паспорт», «Орел и решка», «Фортуна»… Это ведь целая жизнь. Почему не напишете «третью серию»?

– Потому что я не Цезарь. Когда я работаю над картиной (а сейчас я работаю над картиной), я не могу писать книгу. А когда я писал книгу, я не мог ничего снимать.

– Вы рассказали о тех, кого вы любили… Можно личный вопрос?

– Давайте лучше о моих котах. У меня два замечательных кота…

– Вы о них написали в книге. Давайте все-таки о вас. Вы прожили долгую и счастливую жизнь: что в ней было для вас самым ценным? Кино?

– Нет. Самое ценное – это, как ни странно, и самое поганое. Самое поганое, что сотворено Всевышним, – это человек. И нет ничего более прекрасного, чем человек. Никакие красоты природы, никакие кучевые облака и золотые форели в прозрачном ручье не заменят человеку человека.

"